Призвание: маленькое приключение Майки

Прическа была ее вечной головной болью. Майкины волосы выглядели жидковато во всех видах: и в свободном полете, и в косах, и в бубликах.

В кудрях им было бы лучше, но по возрасту ей полагалось иметь только тот вид, каким природа наградила.

Майка вздохнула. На каждый день, может, и сойдет, но для визита к Приме, пожалуй, маловато.

— Мы ж говорим, не готовы, — произнес Селестин. — Следуйте.

Малыш засеменил, а его кудрявая башня величаво поплыла.

Шагая за Селестином, Майка прошла через галерею боковых комнаток и комнатенок, пока они не оказались в небольшом зальце: там было только зеркало в золоченой раме, стул и тумба-каталка с парикмахерскими штучками.

— Просим в наш салон.

Селестин предложил Майке занять стул, накрыл ее шуршащей черной тканью, какая бывает только в парикмахерских, и поглядел на нее в зеркало.

— Мы точно не хотим овечью голову? — спросил он.

— Не хотим, — ответила Майка как можно решительней.

Селестин скис. У него будто и прическа сделалась ниже, слегка оплыв, словно торт на солнцепеке.

Парикмахер сердито забренчал ножницами, щипцами и расческами, раскладывая их по ранжиру. Просто стричь ему было скучно… Жалея малыша, Майка уж была готова согласиться на овечью голову, но он уже снова расцвел.

— Сейчас мы представим дивную картину! — объявил он.

— Чтоб смотреть? — опасливо уточнила девочка. Мало ли что имеет в виду лягушиный принц…

— Как угодно, — повел он плечиком. — Можем и слушать.

— Она интересная?

— По мотивам классических произведений. Про трех сестер. Новая песня о старом. Дефицитная вещь. Можно сказать, профильная.

Ответа ждать он не стал: мигом закрыл Майке лицо чем-то вроде маски.

Маска сильно пахла огурцом.

— Подождите, — пискнула девочка, — а как же…

— У нас не упадет ни единый лишний волос, — заверил он и, чем-то пошуршав, уронил на голову девочки парикмахерскую историю.

Между небом и землей: МП «Жысь»

…а работа кипела.

— Следующий! — звенела тонкая девица с медным лбом, вытягивая волос из неопрятного дымчатого клубка.

Она перебирала ловкими пальцами — вертела, крутила, завивала.

— Следующий, — вот уж деловито кричала ее соседка, спелая тетка в цветастом платье и золотых косах.

Она выхватывала волос из рук своей товарки. Ее ладони — сильные, тяжелые, горячие, как утюги — распрямляли волос, вытягивали его в звонкую струну.

— Следующий… — волос оказывался в клешнях древней старухи. Салоп ее серебряно блестел, а скрюченные руки могли выполнять лишь одно, самое простое движение — вжик — и волос, прежде казавшийся бесконечным, обрубался.

Сам собой он спутывался в клубок, который тут же растворялся в комковатой дымке.

— Следующий! — звенел на другом краю молодой голос.

Работа кипела.

Малое предприятие «Жысь» не знало сбоев…

Чем делать ничего, лучше ничего не делать

…Неизвестно, слушала она эту историю, смотрела ее, или даже в ней участвовала. Майка вляпалась в сказку-картину, немного в ней побыла, пока позволяли условия, и вернулась назад — в сидячее положение с благоухающей свежестью чернотой перед глазами и назойливым пением Селестина под ухом:

— Увлечена: завороженно
Гляжу из дальнего окна.
С башкой нестрижено-газонной
Слежу, как тянется длина,

Как высит высь, сиянье множа.

Спадают косы. Белизна
На кудри льется — нам, вельможам,
Краса на черепе нужна.

Часы бегут, процессы движут,

Там — мода, я — исключена.
Всё у окна, мой лоб не стрижен
Тужу, гляжу — всклокочена…

…браво-брависсимо, браво-брависсимо, браво-брависсимо. Всклокочена… — выпевал цирюльник чужую дворцовую тайну под названием «Фабричная близость».

Мотив у песни был задорный, но голос у парикмахера дребезжал, как пустой трамвай, так что особого удовольствия Майка не испытала.

Кстати сказать, она вообще ничего не испытывала. Ножницы парикмахера были так умелы и легки, что, сидя с маской на лице, девочка не чувствовала ни единого прикосновения.

«Вот что значит мастер», — подумала девочка, настраивая себя на лучшее.