Призвание: маленькое приключение Майки

Девочка заглядывала в подвал всего раз, на спор, но навсегда запомнила запах гнили, шуршание неизвестных существ, пыльные доски, отделяющие одну кладовую от другой, а на дверях — шатких, скриплых, чахлых — толстенные висячие замки. В кладовках было только старье и рухлядь, но замки все равно запирали двери, намекая на тайны, которые детям знать не дозволяется.

— Динь-дон, — уведомил невидимый колокол.

— Не ищи легких путей, ищи правильные, — произнес хор голосов неизвестно откуда.

— Мне сюда, — преодолевая страх, девочка указала на подвальную дверь.

И задудел шутовской мотив. Скрипочки, трубы, кларнеты, тромбоны, виолончели, бубны, пищалки и литавры заиграли громовую, разнобойную музыку.

Жужики отскочили от Майки, словно это она звучала, как целый оркестр.

А может, так оно и было? Ведь о маленьком приключении Майки известно только с ее слов, а она — всем известная фантазерка…

— …И тут я поняла, что это играют гимн страны в мою честь, — так она позднее описывала друзьям свой триумф, а для верности его даже надудела. Ехидный Кропоткин сказал, что гимн старый и его уже давно не играют, потому что «символ тоталитаризма выброшен на свалку истории».

Девочка оказалась права, а мальчик, хоть и был отличником, попал пальцем в небо. Или сел в лужу — смотря с какой стороны глядеть. Через пару лет после описываемых событий старинный гимн взяли из того места, где он прежде хранился, отряхнули, вычистили, и теперь он часто звучит на разных торжественных мероприятиях с участием высоких гостей. И каждый раз, когда Майка слышит этот гимн, ее сердце ёкает, совершенно как тогда, в десятилетнем возрасте…

Девочка стояла возле двери, выкрашенной в тускло-зеленый заборный цвет, и готовилась одолеть последний рубеж. Сделать шаг в неизвестное будущее, которое выбрала себе сама. Что-то сложное происходило внутри — она и чем-то гордилась, и о чем-то жалела, и страшилась чего-то.

— Самый настоящий форс-мажор, — рассказывала потом Майка, а ехидный Кропоткин…

Да, ну его, надоеду.

— Пора, — шепнул Никифор.

Майка дернула дверь.

— Да здравствует созданный волей народов… — запищал Ратла в спину девочки ее же собственным голосом.

Небо грохнуло. Подул сильный ветер. До грозы было рукой подать.

Резиденция

В покоях Примы было просторно и свежо. Сквозняк, выродившийся из наружного грозового ветра, метался по необъятным хоромам и игриво посвистывал.

— Эй, фью, — говорил он, приветствуя гостей.

На потолке просторного помещения хороводились гипсовые дети. Изображая каемочку, они вели свою насыщенную детскую жизнь: гонялись друг за другом, дули в горн, играли в мяч, сидели за книжками, плясали вприсядку, выступали на Совете Дружины, стояли у доски, показывая, где мы, а где Америка… Это был очень старый «Детский мир», поэтому некоторые мальчишки и девчонки еще занимались пережитками прошлого.

Разглядывая расписной потолок, Майка подумала, что, наверное, не согласилась бы идти в такую компанию. Она вряд ли сумела бы завести себе друга среди этих беленьких мальчиков и девочек. Дети из прошлых времен были такие ликующие, такие счастливые, что даже самая радостная Майкина радость, наверное, показалась бы им унылой.

Никифор времени даром не терял. В сопровождении жужиков и чуть ли не под их конвоем, он кружил вокруг пестрой башенки, возвышавшейся в середине зала.

Башенка была составлена из множества обручей, разных размеров и цветов. «Будто браслеты на руке», — подумала Майка, вспомнив рыночную гадалку, давным-давно нагадавшую девочке великие дела.

Никифор выбрал большой красный обруч, а к нему маленький зеленый.

— Шарики за ролики! — крикнул, обеими руками ставя обручи на ребро.

Ратла и Мосла запрыгнули внутрь обручей и заскакали, забились, удерживая их в равновесии.

— Вира! — далее Никифор нахлобучил на обручи неизвестно откуда взявшиеся сидения и ловко запрыгнул на красный. Майке не оставалось ничего другого, как взобраться на зеленый.

— Он сказал «Поехали». Он взмахнул рукой… — Мойсла, выбивавший под Майкой барабанную дробь, успевал и петь.

— Я боюсь, мамочки! — вслух угадал Ратла известно чьи мысли.

Помчались.

Они переезжали из одного зала в другой, минуя комодики с деревянными кружавчиками, пузатые золоченые креслица, темные портреты на разноцветных стенах — то красных, то голубых, то розовых. Но вот распахнулись и последние двери.

Майка и Никифор прибыли в огромный овальный зал, обставленный по краям стульями, креслами и разномастными табуретками. День сегодня был, видимо, неприемный, потому что и здесь не было ни души.

— Майна! — Никифор соскочил со своего обруча.

Майка неловко последовала его примеру.

Ратла и Мойсла умчали обручи в боковую комнатку.

— Ты готова? — спросил провожатый.

— Не готова.

Селестин

Приоткрылась, незаметная прежде, потайная дверца откуда-то сбоку и в щель просунулось сооружение, похожее на торт — с завитушками, волнами, цветами и бантиками. Волны были белые, бантики — синие, а ленточки — красные, а сверху возлежала золотистая кисточка-мохнатушка.