Призвание – режиссёр. Беседы с режиссёрами российского кино

Монтажных версий у меня всегда очень много. Конечно, не сотни, но десятки точно. И иногда бывает три или четыре кардинально разные, как будто разные фильмы. За этими версиями еще десятки своих вариаций разных. Я долго ищу. Только фильм «Про любовь» был очень быстрый. Быстро написался, сняли за двадцать пять дней и за пару месяцев смонтировали. Фильм такой легкий и получился. Все остальные всегда рождались очень долго, и монтаж был с кривой дорожкой.

Всегда есть ощущение, что ищешь свой фильм, как будто он есть где-то. Вот сейчас монтировала кино, и мне все время снились сны на протяжении всего монтажа – как будто есть этот фильм, но я не могу его найти. Как будто есть отдельные детали, но не могу их собрать вместе. И это действительно был такой процесс. У меня не было ощущения, что мне надо что-то переснять или доснять, но было ощущение, что не могу собрать из того, что есть. С одной стороны, это невероятно увлекательно, но с другой – все тяжело тебе дается. Нет легкости, ты не сидишь с шампанским, болтая с кем-то по телефону. В муках все рождается.

Последнюю монтажную версию выбирает мой внутренний голос. Конечно, я слушаю всех тех, кому доверяю, кого уважаю. Это могут быть люди из съемочной группы, могут быть друзья, чье мнение мне важно. Всего несколько человек. Показываю рабочий монтаж всегда немногим.

Иногда они выражают кардинально разные взгляды на то, что надо сделать с фильмом. Если слушать каждого, то можно потерять ребенка. Я всех слушаю, но реагирую только на то, что откликается у меня внутри. Очень важно не потерять связь с внутренним советчиком. Прислушиваюсь к себе внутренней, а не к наружной, потому что к концу монтажа уже плохо соображаешь. Действительно, пройдены все стадии, в том числе ненависти к этому материалу, и в нем ничего эмоционально не затрагивает. Сложно принять решение, когда на тебя эмоционально не работает картина. Поэтому важны какие-то свежие мнения. Иногда слушаю и потом импульсивно что-то меняю кардинально. Но через какое-то время понимаю, что была не права, начинаю возвращать. Поэтому такой длинный процесс. Фильм ищет себя. Он может быть и такой, и другой. Но финальный советчик – это внутренний голос.

Кому показывать, зависит от того, что ты хочешь от этих людей услышать. Очень трепетно отношусь к материалу. Верю в энергию каждого человека, который работает на финальный результат. То, что человек произнес вслух, может оказать на меня влияние. Поэтому случайных людей никогда не приглашаю в монтажную. Очень трепетно к этому отношусь.

Все, кто смотрит, ощущают себя крутыми профессионалами. Все такие знатоки, когда выходят из зала. Кинут фразу, например: «Я бы на пятнадцать минут сократил». Сказать про другое кино всегда очень легко. Меня часто зовут друзья на просмотры, я неплохой редактор, доктор, могу подлечить чужие фильмы. Со стороны всегда проще. Со своими фильмами намного сложнее разобраться и понять, где там надо «чикнуть». Сложнее потому, что очень глубоко находишься в материале и не видишь целого.

Бывает, когда смотришь хорошее кино, становишься просто зрителем, как ребенок. Просто попадаешь в это кино и не думаешь о том, что здесь – стоит камера, что это актер. Чувство зрителя у меня никаким образом не утеряно, я так же плачу на фильмах. На меня, как и в детстве, продолжает воздействовать кино. Хотя я режиссер.

Пронзительное варьете

Сейчас мне все интересно. У меня такой период, что я вижу себя в любом жанре. Если я найду в этом интерес по форме, по теме, по содержанию, то могу, в принципе, вписаться в любую историю. Единственный жанр, который мне никак не близок, – это жанр без улыбки. Потому что мое восприятие мира всегда идет через улыбку. Улыбка может быть с совершенно разным окрасом, но все-таки обязательно присутствует и в жизни, и в кино. Поэтому фильмы многозначительные, в которых автор вообще не улыбается, очень серьезно к себе относится, – не знаю, как этот жанр называется. Это мне не грозит точно.

Мне очень нравится термин «арт-мейнстрим». Я и сама чувствую, что попала между двух течений. Мои фильмы недостаточно фестивальные и артхаусные, потому что они все-таки зрительские. Не люблю скучное кино; мне нравится, когда в зале смеются, плачут, выражают эмоции. Но в то же время если говорить про коммерческое кино, то я и не коммерческий режиссер. У меня нет ни одного успешного коммерческого фильма. Видимо, мое кино для широких масс все-таки недостаточно простое, как я понимаю. Получилось так, что я действительно попала посередине: ни туда, ни сюда. Не знаю, радоваться этому или нет, – просто понимаю, что это так. Ни в одном из этих двух течений серьезного успеха, скорее всего, я не достигну, но к этому совершенно спокойно отношусь. Я такая, какая есть. Не могу же я себя переломить. Мне нравится, что во мне все намешано.