Призвание – режиссёр. Беседы с режиссёрами российского кино

Мне кажется, любой режиссер скажет, что просмотр первой монтажной сборки – это чудовищный стресс, потому что имеешь какие-то ложные воспоминания о том, как это было, некую иллюзию, как все выглядело в дублях. На монтаже сталкиваешься с действительностью материала. Он такой, какой есть, и ничего с этим не сделаешь. Даже если тебе говорят, что материал прекрасный, все равно видишь в нем не то, что видел на съемках. Этот диссонанс начинает очень сильно мучить. Но в итоге ты привыкаешь к своему материалу. Раз посмотрел, два посмотрел, можно взять паузу. Не страдать нужно, а начинать работать – вот и все. Делать монтаж. Я не люблю всякие метания, страдания – это не про меня. Надо работать, и все.

Монтажных версий бывает реально много, я их не считаю. И они не всегда радикально отличаются друг от друга. Бывает что-то просто переставляется местами – и уже смысл фильма вдруг другой. Просматриваешь огромное количество вариантов, потому что невозможно оценить, например, финал, пока не посмотришь спокойно всю длину. Только при полном просмотре понятно, что и как работает. В результате фильм видишь немыслимое число раз. На монтаже не меньше тридцати, точно. Это очень много. Потом еще на звуке смотришь раз пять, на цветокоррекции, потом DCP-копию фильма и, наконец, на премьере, на фестивале. Премьеру я смотрю без эмоций. В этот момент кино будто отпускаешь, как дочку замуж. Я спокойно отношусь к тому, что говорят про фильм.

Моя жанровая территория – драма

Есть такие фильмы, которые прямо увлекают в себя, но, если смотреть в процентом соотношении, они не так часто встречаются. Фильм «Лобстер» абсолютно меня с собой забрал. Или «Между рядами» – совершенно другой, но я тоже туда прямо упала. Фильм «Шапито-шоу» стоит отдельно от всего, что я вообще видела когда-либо. Он забирает меня с первых кадров как зрителя. Возможно, я не объективна, потому что это фильм, на котором я работала, мы познакомились с мужем, и я очень люблю этого режиссера. И все же я думаю, что процент этой субъективности все-таки невысок. Фильм действительно производит на меня сильное впечатление.

Из жанров хорроры – совсем не моя территория. Не понимаю, зачем они нужны, что они дают. Кому-то, наверное, классно побояться, но мне это неинтересно и вызывает какой-то смех. В этот жанр точно не пойду. Даже какая-то комедия и фантастика мне ближе, чем вот это все. Еще боевики, фильмы-катастрофы – вообще не мое.

Моя жанровая территория – драма. Этот жанр позволяет глубоко исследовать отношения, про которые мне всегда интересно снимать. Нравится смешение жанров, насколько это возможно. Как, например, в «Шторме»: это история коррупционного мира, она про двух друзей-полицейских, которые начинают расследовать громкое дело о крушении здания из-за сильного снегопада. А внутри – история драматических отношений, очень глубоких, история любви. Про полицейских – фабула, а вот это – про смыслы. Про то, как человек идет на все, ни секунды не задумываясь о том, какие поступки он совершает, ради того, чтобы спасти жену. Она тяжело больна, и нужно слишком много денег, чтобы ее вылечить. Без нее он не может жить. Мне нравятся такие двойные линии.

Фильм «Сердце мира» – это же тоже не про притравочную станцию, не про диких животных, не про зоозащитников, а совсем про другое. Вторая линия дает возможность рассказать чуть больше, чем есть в возможностях жанра. Комедия, например, по идее должна только смешить. Но бывают прекрасные комедии, глубокие, насыщенные разными переживаниями, а не только смехом.

Социальная драма может быть в моем кино лишь как один из смыслов, когда через личное мы выходим на что-то общее. Я не люблю сразу рассказывать про общее. Сначала буду про личное. «Аритмия», например, никогда не планировалась как социальная драма, это была история отношений двух людей. Когда у героев появилась профессия – врачи, то стало понятно, что нужно насыщать историю такими точными деталями, чтобы было понятно, как устроен мир этих медиков, как они существуют в нем. Дальше все вышло само по себе. Жизнь начала проникать глубоко в драматургию. Теперь говорят, что это мощное социальное высказывание. Но это не было изначально нашей задачей. Так получилось, и это нормально.

Не знаю, откуда берутся стальные нервы, может быть, они тоже тренируются

Самое главное качество режиссера – страстность. Потому что страсть движет нами, ведет к созданию фильма. Без страсти ничего хорошего не получится, только натужное кино. Еще нужно быть рабочей лошадкой. Для того, чтобы получилось что-то хорошее, нужно очень много работать и не бояться ошибаться и переделывать. Бывает случайность, когда получается вдруг что-то легко. Но профессия тяжелейшая, и нужно понимать, что необходимо вложить очень много труда, если хочешь сделать что-то по-настоящему талантливое, а не просто повеселиться на площадке. Это очень важная вещь.