Призвание Рюрика. Посадник Вадим против Князя-Сокола

Вадим собрал отряд, спросил мнение, как быть. Некоторые предложили на зиму разойтись по домам, а весной собраться снова на этом месте. Вадим не возражал. Осталось двадцать с небольшим человек, кому деваться было некуда. Решили на зиму рыть землянки. В отряде оказалось пять топоров и три лопаты. Маловато для такого дела. Тогда Вадим послал в Новгород к Кляму ходока, чтобы тот доставил им необходимые приспособления, а также еды. Велел подробно рассказать о положении в отряде, разузнать, что творится в городе.

Ходок вернулся через десять дней на подводе со всем необходимым. Рассказал, что в Новгороде вокруг купца сбилось до ста человек, готовых в любую минуту выступить против Рюрика, только ждали знака от Вадима. Теперь, говорит купец, из-за безделья может наступить разброд, а еще хуже, если слух о заговорщиках достигнет ушей князя, тогда всем несдобровать и все задуманное может порушиться, и он боится, что навсегда. Зря, дескать, Вадим позволил своим бойцам разойтись по домам.

Вадим и сам понимал, что поспешил распустить отряд. Раньше приходили вести из города неутешительные, мало удавалось привлечь людей, сообщали о двадцати, тридцати участниках тайного общества, а тут сразу – сто!.. Знать бы неделей раньше, повел людей на крепость, ударил изнутри и снаружи, не устоял бы Рюрик. А сейчас поздно, разбрелись его бойцы, разве соберешь?.. Видно, придется отложить до лета.

Для землянок выбрали небольшой холм с сосновыми деревьями. Разбились по четыре человека, принялись за рытье ям. Вадим, истосковавшись по работе, без устали кидал землю, точно заведенный. Лопата в его крепких руках казалась игрушкой.

Потом стали валить небольшие деревья, очищать от веток, рубить на части, укладывать стены, потолок. Навесили двери, соорудили лежанки. Посредине землянок разложили костры, дым пошел в дверь. Он разъедал глаза, от него кашляли, но все были довольны: прогорали березовые дрова, дверь закрывалась, внутри было тепло, а порой и жарко. Зимовать можно!

Вадим ходил по окрестным селениям, беседовал с жителями об их житье-бытье. Кто-то из них промышлял в лесу, кто-то ковырял сохой землю, иные занимались бортничеством; жили не богато, но и не бедствовали.

– Вот приготовили мехи и мед для полюдья, – говорил крепкий сорокалетний мужик с окладистой бородой и живыми голубыми глазами; нос с широкими ноздрями был несколько великоват, он вертел им, словно принюхивался ко всему окружающему. Звали его Хлыстом. – Дань посильная, мы ее веками платим. Еще прадед платил князьям новгородским. Сколько их сменилось! Помнится, дед мой пытался перечислить: и Владимир Древний, и Столпосвят, и Избор, и Бравлин первый, и Бравлин второй, и Буривой, и Гостомысл… Потом тебя посадником избрали, а теперь, говорят, уселся Рюрик, внук князя Гостомысла. Из-за границы вроде приехал. Но – ничего! Из-за границы так из-за границы. Все равно наших, славянских кровей… Жить можно. От недругов нас защищают. Жаловаться нечего, спокойно живем.

– Да вот говорят, что этот Рюрик на вольности новгородские пытается посягать, – осторожно сказал Вадим…

– На наши вольности никто не покушался, – возразил мужик. – Мы как жили, так и живем. Может, в Новгороде какие перемены произошли?

– В том-то и дело, что Рюрик хочет ущемить права вече и усилить княжескую власть…

– Во-он оно чего!

Мужик на минуту замолчал, а потом проговорил раздумчиво:

– Слышал я об этом вече. Там все больше бояре и купцы заправляют. Что хотят, то и воротят. А простой народ у них в загоне. Так какое это народовластие? Прикрываются этим словечком, это верно. Болтовней занимаются. Вот, наверно, князь и решил навести порядок.

– Так, значит, ты бы одобрил такие действия?

– А почему бы и нет? Главное, порядок должен быть в стране. А то у нас народовластие во всевластие кучки богачей превращается. Богачи же, как клещи, завсегда в народ впиваются, чтобы побольше крови высосать. Недаром все они пузатые и на лицо гладкие! Ты-то не из них? – он хитро поглядел на Вадима. – Если князь их ущемил, то правильно сделал. Авось, народу полегче станет!

Вадим заходил в один дом, в другой и везде слышал те же разговоры, что и от носатого мужика. В душе он был согласен с ними. Будучи посадником, он, пожалуй, лучше всех видел, как разгорается борьба между знатными родами Новгорода за власть, за влияние на посадника, а теперь – на князя. Как ожесточенно сражаются богатые люди за свои привилегии, за то, чтобы различными путями, лично или через посредников, получить льготы и послабления от правителей и как можно толще набить себе карман; что народовластие давно стало прикрытием, обманом народа и способом наибольшего обогащения кучки ненасытных живоглотов. Но, понимая это, Вадим в то же время знал, что уже не сможет отступить от своего пути, что он связал с этой борьбой свою жизнь, что за ним идут люди и отступать ему поздно да и некуда.