— Славно, славно. Куда приятнее, когда видишь чужую реакцию. Увидеть эмоции безликих почти невозможно. Но человека читать куда легче. Ты ведь не смирился, не так ли? Это радует. Так веселее. Но воплощаться в этого искателя я тебе запрещаю. Не потому, что боюсь, что ты погибнешь, ведь этого не случится. Ты просто застрянешь на границе жизни и смерти, пока не потеряешь сознание и тело не вернёт изначальный облик. Я запрещаю это, потому что право причинять тебе боль имею только я. Ты моя вещь. Я владею тобой целиком и безраздельно.
Нарцкулла замолчала, наблюдая за тем, как из обрубка течёт кровь. Подо мной собралась приличная лужица, которая потихоньку превращалась в сгустки червей.
Закружилась голова. Копия человеческого организма была до того достоверной, что начинали проявляться признаки кровопотери.
— Удивлена, как тебе хватило глупости решиться на подобное. Неужели слияние повредило сущность безликого? Или это возобладала человеческая часть с её глупым стремлением к непокорству?
Она задумчиво покачала жезлом. Я не знал, случайно ли она медлит или издевается надо мной, но мысленно пообещал ей, что, когда найду верный способ расправиться с ней, спешить тоже не буду.
— Так что ты узнал из памяти искателя?
— Ничего, — прохрипел я. — Он… сопротивлялся. Какие-то смутные… отрывочные образы. Бессмысленные.
Губы плохо слушались, ноги норовили подкоситься. С тех пор как я попал в этот мир, я стал куда сдержаннее, но вести себя как ни в чём не бывало с отрубленной рукой пока не умел.
— Скверно. Сопротивлялся, говоришь. Звучит разумно. Но я рассчитывала, что ритуал позволит обойти эту слабость диких безликих…
Она вздохнула и оглядела поляну, как будто надеялась найти на ней что-то ещё. Посмотрела вверх.
Крики птеродактилей определённо звучали ближе, чем раньше.
— Репеллент почти выдохся. Идём. Ах да, превратись обратно в безликого. Не хочу разгуливать по джунглям с голым, истекающим кровью мальчишкой.
Только тогда я обратил внимание на слабый запах, витавший над поляной.
Возвращение к стеле прошло без приключений. Нарцкулла произнесла длинное заклятье, извилистые знаки на стеле вспыхнули голубым пламенем, и нас перенесло в зал с живой слизью. Мою лодыжку обхватил тонкий усик, уткнулся в бугристую плоть. Её укололо болью: щупальце старалось забраться под шкуру. Я брезгливо отдёрнулся.
В коридоре Нарцкулла заговорила опять:
— Именно твоя способность притвориться кем-то другим должна была стать моим главным оружием. Что может быть слаще, чем поймать врага, познать все его секреты, а после — заменить идеальным двойником, который будет подчиняться мне? Но не волнуйся, малыш, я найду тебе применение.
Она подумала немного и добавила:
— В аванпосте используй человеческий облик. Приятнее, когда игрушки в полной мере могут выражать эмоции.
Я превратился в Каттая, ожидая, что Нарцкулла продолжит трепаться о своих планах. Но она, похоже, наговорилась.
Будь я и в самом деле её рабом, наверное, формация вынудила бы признаться, что память Каттая доступна мне практически целиком. И она настолько подробна, что после просмотра воспоминаний не всегда удаётся сразу вспомнить, где я нахожусь.
Так в чём же отличие Каттая от умершего искателя? Мальчишка участвовал в ритуале, и тот связал наши разумы? Логичная догадка, но я чувствовал, что она не совсем верна. Будь иначе, рядом с его душой находилась бы душа безликого, столь же пассивная и готовая к употреблению. Однако монстр не спешил сдаваться мне на милость. Он был укрощён и посажен на цепь, но не утихомирился.
Меня осенило.
Когда я впервые увидел душу искателя, она была похожа на душу мальчишки. Может быть, не такая яркая и полная, но куда объёмнее звериных клубков. Но это изменилось, когда мужчина бросился в отчаянную драку за свою память — и искалечил её.
Каттай отдал душу добровольно.
А искателя я сломал. И получил жалкие обломки.
Я мог заполучить полную память только от людей, которые были согласны на то, чтобы их сожрало и переварило омерзительное чудовище.
Если так, ничего удивительного, что у диких безликих плохо выходило притворяться людьми — несмотря на все их выдающиеся навыки перевоплощения.
Они не обладали цельной памятью своих жертв. А без неё они оставались животными. Чрезвычайно хитрыми и опасными, но животными.
По пути мы встретили Нейфилу — странное совпадение, если учесть, насколько аванпост был огромен. Переплетения его коридоров казались бесконечными.
Скрючившись в три погибели, рабыня сосредоточенно оттирала грязное пятно с ветхого ковра. Перед ней стояло ржавое ведро, в которое она то и дело окунала замызганную ветошь. Судя по тому, что девчонка вновь носила свои лохмотья, она всё-таки отыскала другую тряпку.
— Мясо! — позвала старуха.
Нейфила вздрогнула от внезапного крика и вскочила, чтобы согнуться в глубоком поклоне. Ветошь она из рук не выпустила, и на ноги ей закапала грязная вода.
— Покажи малышу вашу келью. Жить будете вместе. Когда объяснишь основы, возвращайся к уборке. Он будет тебе помогать.