Призванный в Бездну (СИ)

Я не стал упоминать о том, что за нами присматривает Верье, который заблаговременно сообщит о появлении Нарцкуллы. Не всеми секретами стоило делиться сразу. Даже о том, что ведьма определилась с тем, когда произойдёт жертвоприношение, было лучше пока не говорить, чтобы не нервировать Нейфилу. Так что я пожал плечами, прикрыл глаза и погрузился вглубь себя, чтобы продолжить развитие облика Каттая.

* * *

Время в аванпосте мчалось с безумной скоростью — точнее, так казалось, потому что мне всегда было чем заняться. Я должен был подготовиться к схватке со старухой, насколько это было возможно. И не только к варианту, когда я триумфально побеждаю и захватываю пещеру для себя, но и более мрачным сценариям, которые включали в себя сорванное убийство ведьмы и побег как можно дальше до того, как она придёт в себя после покушения. Для этого требовалась не только грубая сила, но и знания.

Однако обо всём по порядку.

Работа над телом Каттая продвигалась медленно, но уверенно. Приноровившись к изменениям его мышц, я редко допускал ошибки, если преображал плоть понемногу. Уплотнение там, утолщение здесь — ещё случались казусы, например разрыв сухожилий из-за неосторожности, однако они свелись к минимуму. По ощущениям я был близок к прорыву на стадию Зарисовки, но пока находился на Эскизе.

Я методично укреплял каждый мускул в теле, периодически поднимая Нейфилу для проверки их работы. Если в начале я не мог даже оторвать её от земли, то спустя неделю я уже уверенно держал её на одной руке.

Девушка смущалась, но открыто не протестовала. Казалось, её больше не заботило, что моей истинной формой можно пугать до ночных кошмаров лавкрафтовских чудовищ. Хотя немалую роль в этом сыграло то, что я старался не являть ей облик безликого. Она наверняка подавила воспоминания о том, каким я был на самом деле.

Я не винил Нейфилу. Это было куда лучше, чем просыпаться от её ночных криков.

Когда я убеждался, что очередное изменение тела не вредит ему, я добавлял новый штрих к узору на ядре Каттая. Это была ещё более кропотливая работа, поскольку её итог зависел и от моих навыков медитации, и от моего мастерства как художника. А рисовать силой мысли я не привык и пока часто ошибался.

В пустоте медитации я внутренним зрением прорабатывал орнамент, который должен быть нанесён на зёрнышко. Из мелких изменений постепенно складывалась целостная картина.

На зёрнышке постепенно проступал монстр — невообразимая химера из разных существ, поглощённых мною. Каждый элемент символизировал определённое изменение, связанное с этим созданием. В его чертах проглядывал человеческий облик; на него я завязал улучшения, связанные непосредственно с оболочкой Каттая.

Сложнее всего было работать с кожей. Я хотел укрепить её так, чтобы она стала неуязвимой для холодного оружия, но с этим было пока тяжело. Часто в коже нарушался обмен веществ, после чего она слезала широкими полосами, обнажая мясо и порой кости.

Было чертовски больно, разумеется. Но я был уверен, что конечный результат с лихвой окупит все мучения. Кое-каких успехов я добился, но их было так мало, что больше Наброска дать коже я не мог.

Энергии на любое, даже неудачное преобразование уходило много, и я не раз был вынужден прервать опыты, чтобы не сойти с ума от голода. Хорошо хоть питание оставалось регулярным.

Нарцкулла всё ещё не бросила попыток улучшить мою способность к поглощению душ. Я регулярно посещал с ней второй слой, где сражался с обитателями джунглей и пожирал их туши.

Известные мне приёмы боевых искусств плохо подходили для облика безликих. Баланс и пропорции у него заметно отличались от человеческих, да и не отобьёшься от монстров джебами и лоу-киками.

Безликие охотились из засады, но и в открытом бою скорость реакции у них была великолепная. Я напоминал себе богомола.

Излюбленной тактикой стало подобраться поближе, обвить щупальцами, вцепившись во врага костяными наростами на них, и подтащить к пасти, чтобы проглотить упиравшуюся добычу. Метод был лишён изящества, но зато отлично ложился на почти полную неуязвимость безликих к обычным атакам.

Яд всё ещё представлял угрозу для червей, что составляли моё тело, — но он не успевал убить их в достаточном количестве до того, как я поглощал противника. А дальше подключалась регенерация, заметно ускорившаяся от частого использования: на место павших червей с охотой приползали новые.

Этой частью вылазок я был полностью доволен. Она помогала понять своё тело и обеспечивала едой. Эксперименты Нарцкуллы нравились мне куда меньше. В них редко обходилось без агонии, которая охватывала меня целиком и без остатка.

От её заклятий по внутренностям словно растекалось расплавленное железо. Перед глазами вспыхивали яркие звёзды. Я не в силах был даже пошевелиться, пришпиленный к земле, на которой светились руны.

Каждый такой сеанс пробуждал во мне горячее желание наброситься на ведьму. Я сдерживался лишь потому, что знал, что каждый день делал меня сильнее, а её — приближал к бою с Бонвьином.