Воплотившись в безликого, я изучил окрестности. Вдалеке шуршали изредка осыпавшиеся песчинки, звенела капель. Мстить за погибших богомолов никто не рвался, зато напомнил о себе голод. Если для человеческого обличья запах, исходивший от поверженных существ, был тошнотворным, то для безликого он означал лишь одно: поблизости заслуженная пища.
После того как я поглотил добычу, то уселся на подвернувшийся булыжник.
Спать перехотелось, еда развеяла нужду во сне. Сонливость вернётся позже, через час или два, а пока стоило подвести итоги боя.
Души богомолов я не впитал. Их способности не показались интересными: паутина уступала леске мертвоплута, которая с лёгкостью резала мясо и вдобавок проводила электричество. Будь максимальная вместимость хранилища с клубками выше, я добавил бы богомола в свою коллекцию. Но та же кислота едкоклопа виделась более перспективным оружием.
Оружие… Бой показал, что нужно срочно развивать его. Двух снарядов откровенно мало. К преображённым лучевым костям требуется добавить локтевые, увеличить скорость выстрела за счёт дальнейшей переделки мышц, наконец — довести до ума механизм выхода, чтобы не лишаться рук после каждого залпа.
На любые изменения уходила прорва энергии. Я ещё не начал эксперименты с кислотой, электричеством и нитями мертвоплута, магическим и ночным зрением, но голова уже шла кругом. Огромные перспективы — и огромные же расходы сил. Где взять столько пищи?
Простой ответ — в Бездне.
Но не будут же монстры бездумно лезть на безликого?..
Мои размышления прервал мысленный вопль.
«Каттай! Ты… ты в порядке?»
«Я уловила эмоции. Поняла, что ты с кем-то дерёшься. Но всё такое отрывочное… Всё, кроме боли, когда я попыталась посмотреть через твои глаза. Не знаю, как точно описать. Мне будто… оторвали руки».
Я привык к боли. Она стала моим спутником ещё на Земле; новый мир укрепил наш союз, ведь без неё не обходился ни один опыт по преображению устоявшегося облика.
Но не все были такими же стойкими, как я.
Даже если речь шла о призраке, поселившемся в моём разуме.
В голосе Нейфилы прорезалось смущение.
«Как правило, это так… Но если они сбиваются в стаи, то могут атаковать даже тех, кого обошли бы стороной в одиночку. Правда, ткачей же было всего четверо? Этого мало. Они не слишком агрессивные, если не провоцировать их».
«Например, появление возле гнездовья. Если ткачи замечают чужака возле своих кладок, то набрасываются на него, одновременно вызывая подмогу».
Я поднялся на ноги и взволнованно прошёлся по пещере.
Я не договорил — точнее, не додумал. Справа обнаружился проход, который я проскочил, когда проверял убежище в прошлый раз. Сунувшись туда, я выбрался в большое подземелье, усеянное гнёздами. В них белели крупные яйца, не меньше страусиных по размеру. Кладки располагались под скоплениями больших гелиоторов, благодаря которым логово ткачей было недурно — по местным меркам — освещено. Пещера просматривалась целиком даже человеческими глазами; здесь царил сумрак пасмурного осеннего вечера.
Я не был жадным, когда жадность могла навредить. Я понимал, что столкновение с десятками богомолов не закончится моей победой. Они задавят числом.
Но вместе с тем я был прагматичен. На улучшение облика Каттая уйдёт целая прорва энергии. Если запастись ею сейчас, шансы на выживание и успешное восхождение заметно возрастут.
Перед тем как уйти из обители ткачей, я разорил большую часть кладок.
Примерно на середине трапезы я услышал сдавленный кашель Нейфилы.
«Я решила проверить, чем ты занимаешься… И снова невовремя. Как в тебя влезает такая…»
Она прерывисто вздохнула.
«Я и не подозревала, что после смерти может тошнить».
Ради разнообразия я раздавил очередное яйцо себе над пастью вместо того, чтобы закидывать целиком.
«Ты издеваешься».
Для взора безликого покрытые белёсой слизью яйца представали деликатесом, но если взглянуть на них со стороны… Пожалуй, даже тот, кто привык питаться грибами со стен аванпоста, счёл бы их мерзкими.
Ответом стала обиженная тишина. Я мысленно вздохнул и продолжил набивать брюхо.
Жизнь в Лабиринтуме поразительным образом совмещала в себе монотонность с постоянным ощущением опасности. Однообразный ландшафт пещер мог воодушевить разве что заядлого спелеолога, к которым я себя не относил. Переходы из подземелья в подземелье, бесконечные спуски и подъёмы, коварные изгибы местных троп — всё это приелось ещё на второй день пребывания здесь.