Воздух был пропитан смрадом гниющего мяса. Я осторожно обошёл полуразложившийся остов ткача, попавшего в ловушку. Несчастная тварь ещё дышала, оплетённая молодой грибковой порослью.
Нейфила рассказывала, что немало искателей становилось жертвами таких колоний. При касании они выбрасывали облака ядовитых спор, что валили жертв с ног, парализуя, но не убивая.
Они превращалась в живую подкормку.
Ходили слухи, что мозг грибы поражали в последнюю очередь, чтобы добыча протянула как можно дольше. Кроме того, они доставляли питательные вещества в организм жертвы. Угодившее в ловушку существо могло месяцами валяться среди грибов, сознавая, что с ним происходит, и понимая, что спасения не будет.
Я шлёпал по руслу мутного ручья, держась на расстоянии от коварных мясистых колпаков, источавших запах падали. В этих зарослях водились многоножки, скорпионы и ядовитые пауки, укус которых вызывал пещерную лихорадку. Они и другие, не менее мерзкие насекомые копошились возле живых трупов. Один раз мне даже показалось, что я разглядел человеческий силуэт, но я не стал приближаться, чтобы удостовериться в этом.
Пещера тянулась, как нескончаемый подземный канал. Гелиоторов тут не было, но через какое-то время начали попадаться странные светящиеся наросты. Вода тоже заблестела, точно серебро. Очевидно, в неё стекали какие-то соки, или споры, или бактерии, которые и рождали жутковатое мерцание. Ступни зачесались, но я упрямо переставлял ноги по осклизлому дну.
Альтернатива была хуже.
Дуновения ветра усилились, и это подстегнуло меня. Грибная колония сменилась мотками жгучего лишайника, который свисал с потолка. Порывы сквозняка надували их, как паруса, играли с волокнами. Сквозь них просвечивал далёкий свет — необыкновенный, не тот, что водился в Лабиринтуме.
Это был свет, рождённый солнцем, а не его жалкими подражателями. Тёплый, яркий, манящий.
Я перекинулся в безликого. Со жгучим лишайником я уже сталкивался и прекрасно знал, что человеческую форму он
Это не означало, что боли не будет.
Я вступил в заросли без колебаний, как опытный пловец, который погружался в прорубь. По телу забегала щекотка, сменившаяся покалываниями, а те переросли в едкие покусывания растений. Я не оставался в долгу и срывал пряди лишайника, проделывая в нём просеку.
Увлечённый борьбой, я почти пропустил момент, когда впереди возникла пустота. В глаза, привыкшие к мягкому пещерному мраку, ударил жестокий свет.
Я замер, и это спасло меня. Парочка камней, задетых ногами, скатилась с насиженных мест — и ухнула с обрыва, исчезнув безо всякого звука.
Когда я приноровился к новому освещению, передо мной предстала пропасть. Она была так велика, что другой её склон был скрыт за туманными облаками. Осторожно высунувшись, я обнаружил, что склоны провала чуть загибались по окружности.
Иными словами, я стоял на краю циклопической дыры. Её стены усеивали бесформенные чёрные пятна. Из-за них не сразу удавалось увидеть другие проходы — вроде того, где сейчас находился я. Они испещряли скалу, как дырки в сыре.
Из тайников души грязной мутью поднялся позабытый страх — ещё какой-то жалкий шаг, и я сорвался бы в пропасть; вряд ли падение закончилось бы хорошо. Разозлившись на себя за минутную слабость, я подался вперёд, чтобы разглядеть подробности.
Провал вёл не только вниз. Сквозь мглу, повисшую в воздухе, пробивались осколки синего неба. С него же струилось рассеянное сияние, что подсвечивало подбрюшья облаков. Вдалеке перекрикивались летучие твари.
От размаха увиденного захватило дух. Впервые с попадания в новый мир величественная красота Бездны открылась мне столь явно. Если забыть о невообразимой высоте…
Внезапно
Путь наверх найден.
Но дорогу к свободе преграждали пока неизвестные существа.
Если я превращусь в мертвоплута сейчас, то без опыта полёта проиграю им, а то и провалюсь глубже в Бездну. Я не сомневался, что дыра вела прямиком на четвёртый слой.
А мне надо было наверх, к джунглям, и дальше, на поверхность, где жили алоплащники, укравшие у меня портал и победу над Нарцкуллой.
К решению подтолкнул вид одного из монстров, паривших в провале. Он походил на сома пятнадцати метров длиной и не меньше трёх в обхвате. Его белоснежное брюхо покрывали шрамы, длинные усы трепетали на ветру.
Несмотря на размеры, перемещался он вполне проворно. Подлетев к мелкой стае других тварей, он распахнул пасть — и из неё вырвался ослепительный поток огня. Он мгновенно прожарил всё живое на пути и затих, только ударившись в утёс в десяти метрах от меня. А хищник ловко ухватил падающую добычу, проглотив её в один присест.