Призванный в Бездну (СИ)

Рассечь сотни липких паутинок у его лесок не получилось. Они увязли в цепкой массе и двигались теперь так медленно, что я запросто уворачивался от них, попутно вытащив Лью’са.

Направив жезл на мертвоплута, я выстрелил пурпурным лучом в грудь старейшине.

До впечатляющего колдовства ведьмы мне было далеко. Вместо эффектного расщепления зверя я бил его сгустками сырой энергии. Прошло добрых полчаса, прежде чем он перестал шевелиться, весь покрытый опалинами и зияющими ранами.

Его точно придётся есть по кускам. Целиком не влезет.

Я спрятал жезл, подобрал отрубленную руку — старейшина не сдавался до самого конца — и, проглотив её, полез в гнездо за артефактом.

Глава 26

Вблизи переливающаяся ткань оказалась длинной рубашкой из жёсткой и колкой шерсти. По ней волнами пробегали всполохи чародейского огня, не обжигавшего ладони. Она отлично сохранилась, невзирая на то, что могла пролежать в гнезде мертвоплутов годы, если не целые десятилетия.

На одном боку рубашки виднелась небольшая дыра — по краям разрыва темнели буроватые пятна. В остальном её материал — грубый волос неизвестного животного — был достаточно прочен для того, чтобы пережить плохое обращение и пребывание под открытым небом. По всей видимости, предыдущий владелец тряпки нашёл свой конец не от лески мертвоплутов, иначе от неё остались бы обрывки, годные лишь на перевязку.

Знаешь, что это?

«Артефакт. Но я такие не встречала. Мне неизвестно, что он делает».

Нейфила откликнулась мгновенно. Я подозревал, что весь бой со старейшиной она провела безмолвным наблюдателем. С каждым днём девушка всё дольше пользовалась моим зрением без того, чтобы выматываться до предела.

То есть ты не можешь сказать, опасно ли его носить.

Нейфила недоверчиво хмыкнула.

«Носить? Она же горит».

Но не обжигает. Глупо делать рубашку, которую невозможно надеть, разве не так?

Девушка помолчала. Я догадался, что она внимательно рассматривает находку. Наконец она заговорила — с отчётливым сомнением в голосе.

«Наверное, ты прав… Похожие вещи носили монахи старого Хазма, до катастрофы. Я видела на гравюрах в древних книгах. Они называются власяницами. Их специально создавали неудобными, чтобы монах, пока носил такую, помнил о смирении».

Подумать только, чем забита твоя голова…

«Спасибо за похвалу! Я стараюсь быть полезной».

Я хотел сказать, что подразумевал вовсе не это, но остановился, прежде чем бестактная мысль достигла девушки. Она действительно помогала мне, чем только могла. Не опустила руки, несмотря на собственную смерть и прозябание в виде бесплотного клубка воспоминаний. Напротив, она искала неожиданные выгоды в своём положении и всегда щедро делилась знаниями.

Она даже не просила воскресить её. Я сам решил заняться этим, хотя исследования пришлось временно отложить из-за безумного расхода энергии при создании детей-клонов.

Нейфила заслуживала признания.

Пустяки. Надеюсь на твою помощь и в будущем.

«Непременно!»

Я усмехнулся, услышав этот энергичный, наполненный радостью ответ. Не слишком ли эмоциональный отклик на сущую мелочь?

Как бы то ни было, оставлять власяницу в гнезде я точно не собирался. А раз так, почему бы не примерить её? Разгуливать голышом мне смертельно надоело ещё на третьем слое (лохмотья Нейфилы не пережили многочисленных стычек), но и плести нелепые набедренные повязки из растений Дебрей Страстей я не хотел.

Во-первых, отсутствовал навык. Во-вторых, надёжность таких повязок стояла под вопросом. Одна пробежка среди деревьев — и она сползёт, а то и разойдётся. В-третьих, я не доверял хищным растениям Дебрей. Они отличались коварным нравом и норовили вцепиться в проходящего мимо человека, а зачастую были попросту ядовиты.

Не раз я замечал, что сорванные листья извиваются в траве, как раздавленные черви. Дотрагиваться до них без особой надобности не тянуло.

Я просунул руку в один из рукавов и пошевелил пальцами. Убедившись, что с ними ничего не случилось, я надел рубашку. Кожа, отвыкшая от прикосновения ткани, моментально зачесалась. А может, виноваты были жёсткие шерстинки, которые царапали её.

Не успел я добраться до неподвижного старейшины, как рубашка вспыхнула, словно на неё плеснули бензина. Магическое пламя охватило меня целиком; я превратился в живой факел.

Огонь вгрызался в моё тело, как в поленницу сухих дров. Человеческий облик таял, и всё отчётливее проступала форма безликого. С влажным хлюпаньем лопались черви, и их трупы сгорали без следа.

Я удержался на ногах, хотя инстинкт требовал повалиться и начать кататься по земле, чтобы сбить пламя. От этого стало бы хуже. Дно гнезда было выложено птичьим пухом.