Заглядываем. Вся внутренняя часть, косо подсвеченная падающими в основном откуда-то сверху лучами, усыпана мелко битым кирпичом вперемешку со штукатурной крошкой. Южный вход, расположенный почти напротив, перекрыт сплошной дверью темного цвета, отсюда не видно, из чего сделанной. Но есть еще два, и если хотя бы один из них не заперт, лезть в церковь через окно как-то не по-христиански.
Подаемся направо, меж стволов совсем забубенных особей борщевика и по пояс в разнузданном репейнике, богобоязненностью никогда не отличавшемся – чертополох, одним словом.
Центральный заход перекрыт все же не воротами, просящимися на это место, а широкой одностворчатой дверью из темного дерева – мореного дуба? – окованного поперечными полосами не до конца проржавевшего металла с выпуклыми массивными заклепками.
Толкаем. Никакого эффекта.
Тянем. С длинным, неожиданно очень громким, скрипом раскрывается.
В подвратье темно, но это только со свету, потому что дверь, ведущая в неф, отсутствует. Равно как и восточная входная – за алтарем. В створе просматриваются мясистые стебли того же борщевика, осадившего храм вкруговую.
Вступаем в неф, который нынче почти квадратен, поскольку боковые колонны напоминают о своем былом присутствии лишь оплывшими сталактитами да куцыми сталагмитами.
Купол в центральной части прогнулся в обратную сторону, образовав ближе к алтарю воронку с провалившимся дном. По краям пролома свисают корни кривой ползучей березки, чудом удержавшейся на крыше.
Стены пусты, штукатурка ободрана. Ни образов, ни фресок, лишь над проемом выхода еще заметна надпись, или часть ее, намалеванная уже на пощербленном кирпиче: КЛИН-10. Вероятно, это местный вариант общегалактического: «Здесь был Вася».
Прямо над нашей макушкой – в сквозной воронке – высокое небо. Если Господь там, ему нас видно.
Медленным шагом выходим из-под церковных сводов и задираем голову.
В том же направлении устремлен шпиль колокольни.
Длинный, узкий, острый.
Креста на нем нет. Вернее, нет перекладин, и лишенный поперечин символ походит больше на пику или древко сорванного знамени.
Сдается, Господь на нас не смотрит.
Наверное, мы пасынки, а то уже и сироты.
Но в проемах вытянутой вверх ротонды виден, мать моя, колокол!
По крайней мере, мы еще не онемели.
Деловито оглядываемся. Ну и как же взбирался туда пономарь? Знамо дело, не по наружной стене, но ведь и в интерьере никакого лаза мы не заметили.
Осматриваем сумрачное подвратье. За приставленным к левой стене трухлявым каркасом бывшей двери, очевидно, той, что закрывала когда-то проход в центральное помещение, темнеет провал. Протискиваемся в щель. Темнота не такая уж полная, даже со свету. Что-то брезжит сверху, но не напрямую, а как бы из-за угла. Ждем, когда глаза окончательно привыкнут.
Постепенно проясняется, что стоим мы на дне круглого колодца с округлой же сердцевиной, соединенной кирпичной перемычкой с обводной стеною справа. Слева круто загибающий вправо проход, который приводит нас, хотя и с обратной стороны, но к той же самой перемычке.
Что за черт? Извиняемся – совсем не к месту помянут.
Задирая голову, присматриваемся повнимательней. У входа совершенно темно, видимо, сверху в этом месте сплошное перекрытие. Свет начинает брезжить дальше. На внешней и, напротив – на сердцевинной – стенах проглядывают симметричные выступы. Чем дальше, тем выше.
Понятно. Восходящий настил винтовой лестницы. Но в плюсквамперфекте. В предпрошедшем времени. Абсолютном, то есть. Которое само закончилось к некоему моменту в завершенном же прошлом.
Типично интеллигентская привычка – пускаться в философские извивы и филологические изыски, когда надо прыгать.
Какой университет кончали, дружище Брайан? Оксфорд или Кембридж? Что вы говорите, Гейдельберг? То-то я дивлюсь, отчего у вас вся рожа в шрамах. Двадцать семь дуэлей? А прямо сейчас будет двадцать восьмая? Прошу простить великодушно, спешно отзываю свои последние слова обратно…
Да-да, однако прыгать-то по-прежнему надо.
Но прыгать с вытянутыми руками в темноту наверху, не видя точно, где начинается обрез перекрытия? Хруст пальцев отчетливо слышен заранее.
Что ж, придется карабкаться, никуда не денешься. В раскоряку, с одновременной опорой на обе стены, то руками-ногами, то спиною-ногами, пытаясь правой рукой нащупать над головою закраину. Наконец, удается во что-то вцепиться.
Подъем переворотом отбрасываем сразу – оценить, наверняка, некому. Да и с нашим текущим показателем ловкости может не получиться. А было бы классно. Снизу, из кромешной тьмы, откуда уже века никого не ждут, вымахивая на руки и почти без паузы переходя в кульбит с полуоборотом и зафиксированным приземлением на обе стопы – оба на! – Брайан.
Ладно, прибережем на будущее. Бог даст, возможность блеснуть еще представится.