Так Пуша стал Смельчаком. Теперь домашние обращались к нему так: «Пуша! Ой! То есть, Смельчак!»
Став Смельчаком, бывший Пушистик, действительно, изменился: он стал разговаривать более громким тоном, все его движения стали более уверенными. Но он по-прежнему не уходил. Наступал новый вечер (а бобры уходят из дома в сумерках), но Смельчак придумывал всё новые и новые причины, почему он пока не может этого сделать.
― Я бы хотел ещё кое-что узнать про строительство плотины, ― говорил он очень бодрым тоном.
― У тебя достаточно знаний, ― расстроенно качала головой мама. ― А вот половодье скоро уменьшится. Тогда тебе придётся путешествовать, выходя из воды. Ты должен уйти, пока все берега реки затоплены, так безопасней.
Смельчак соглашался, но не уходил. Симочке и Манюне было его жалко. Шли дни, вода в реке начать убывать. Мама волновалась всё сильнее. Она даже пыталась пристыдить сына тем, что из-за него папе приходится ночевать вне дома. А мы же помним, что как только места стало меньше, папа из хатки ушёл. Он по-прежнему ночевал в прибрежных зарослях во временном гамаке, который соорудил себе из веток и осоки. Видно было, что Пуше-Смельчаку очень стыдно, что он занимает в хатке папино место, но он всё равно не уходил.
Но однажды вечером мама сказала:
― Где-то там далеко, на берегу нашей реки, бродит в полном одиночестве и ждёт тебя молоденькая бобриха. Она волнуется, что ты не приходишь так долго. Ей очень неуютно одной, ведь без тебя она не может обосноваться на новом месте. Ей очень нужен ты ― сильный и смелый! Так было и со мной, пока я не встретила твоего папу. О, какое это было счастье, когда…
Но мама не договорила, увидев, что старший сын уплывает от неё с большой скоростью.
― Эй, сынок, ты куда? ― крикнула мама вслед.
― Прощайте! ― оглядываясь, крикнул Смельчак, устремляясь на поиски своей новой судьбы.
― Даже не попрощался как следует, ― вздохнула мама, глядя вслед уплывающему сыну. А Симочка подумал: «Как странно, что мы больше никогда не увидим Пушу». И ему стало грустно. Но грусть Симочки была маленькой, как и он сам. Она быстро улетучилась. А вот мама загрустила большой грустью, которая никуда не девалась, а с каждым днём становилась всё больше и больше.
Каждое своё пробуждение мама начинала одной и той же фразой: «Как там наш Пуша? Всё ли у него хорошо?» Затем она печально вздыхала и печаль так и оставалась в её глазах. Все пытались маму успокоить.
― Дорогая, мы научили его всему, чему нужно, он не пропадёт, ― бодро говорил папа.
― Да-да, конечно, ― подавленно соглашалась мама.
― Да что с ним станется, он такой здоровый? ― утешала маму Соня.
― Действительно, Пуша вырос просто великаном, ― улыбалась мама, но это была безрадостная улыбка.
Симочка очень хотел, чтобы мама стала такой, как была раньше: бодрой и весёлой. И он стал думать, как ей помочь. И придумал! Никого, даже Манюню, он не стал посвящать в свой план. А сам, укладываясь спать, повторил себе несколько раз: «Встать пораньше! Встать пораньше!»
И у него получилось встать пораньше. Вы, наверное, думаете, что он поднялся рано-рано утром. А вот и нет: бобры встают, когда солнце начинает клониться к закату, а вот ложатся спать они с первыми лучами восходящего солнца и первыми песнями птиц. Так что Симочкино «пораньше» было в полдень. Бобрёнок тихонько, стараясь не разбудить сестрёнку, выбрался из хатки и поплыл в сторону ивовых зарослей. Там он надеялся встретить ведущих дневной образ жизни уток.
Симочка ждал их очень долго, так ему показалось. Ждать было скучно и бобрёнок, плавая туда-сюда, туда-сюда недовольно выговаривал воображаемым кряквам:
― Ну, вы где? Так нечестно! Сами сказали: «Обращайтесь»! А как вы нужны, так вас и нет.
Так ворча, он плыл, не замечая, что две кряквы ― старая и молоденькая ― с удивлением смотрят на него. Беспрестанно ныряя, Симочка под водой не услышал, как те прилетели.
― Что там опять у тебя «нечестно»? ― ворчливо спросила старая утка.
― Здравствуйте! ― сказал Симочка как можно вежливей. ― Это не про вас, ― слукавил малыш.
И он рассказал кряквам про маму.
― Вот если бы вы разыскали Пушу, и мама бы узнала, что у него всё в порядке ― она перестала бы грустить. Может быть, вам всё равно, где летать? ― закончил свою просьбу наивный бобрёнок.
― Ну, знаешь ли, нам совсем не всё равно, где летать! ― немного обидевшись, сказала старая кряква. ― На это уйдёт целых полдня! И вообще: разве так просят?
― Да ладно, ― отозвалась молоденькая утка. ― Это, действительно, всего лишь полдня. А бобры делали нашу плотину почти месяц. Завтра будь на этом месте в это же время, ― обратилась она к бобрёнку, ― мы принесём тебе новости про твоего брата.
На следующий день, проснувшись, бобрёнок открыл глаза, сладко потянулся и вдруг вспомнил: «Утки!» Он проспал! Когда он выскочил на поверхность воды ― солнце уже почти закатилось за реку. Симочка поплыл на условленное место быстро, как только мог.