Про Дуньку, которую знали все

И снова ржали. Дунька вместе с ними. Но даже пальцем Дуньку не трогали: мол, потом вони не оберёшься.

Общаясь со «стариками», Дунька значительно расширяла свой, как говорила Елена Сергеевна, «словарный запас». Её подвижный и гибкий ум ловил каждое незнакомое слово подобно впитывающей воду губке. Первой, кому она «демонстрировала» свои познания, была мать.

— Жрачку гони! У меня брюхо бунтует! Да побыстрей: одна нога здесь, другая — там!

— Господи! Где опять понахваталась?! — возмущалась мать.

…Мать в школу уже не вызывали.

Ещё в первом классе в разговоре с директором она прямо при Дуньке откровенно призналась:

— Что хотите со мной делайте! Не могу с ней справиться! Скоро, наверное, с ума сойду! Откажусь от неё — и всё! В детский дом отправлю!

На что директриса укоризненно покачала головой.

Слышать такое от матери было обидно. Дунька выпускала скопившийся в груди тугой воздух одним уголком рта.

— Вот завтра и отправь! Пусть на моей кровати твой хахаль спит!

Все возмущённые слова директрисы, как всегда, пропустила мимо ушей. А когда та наконец замолчала, Дунька, скосив в сторону матери презрительный взгляд, выпалила:

— А что она про меня всё и всем по телефону рассказывает?!

Мать не нашлась что ответить, опустила глаза в пол. Директрисе тоже, казалось, не больно-то хотелось развивать эту щекотливую тему.

— Иди, Дуня! — устало произнесла она. — Подожди маму в коридоре и подумай над своим поведением!

А что тут было думать? Мать, действительно, делала ей «рекламу» при каждом удобном случае. Всем своим подругам обрисовывала Дуньку в таком свете, что хоть сквозь землю провались. Дунька за это как-то обрезала ей телефонный провод. Мать, не заметив подвоха, продолжала в красках расписывать её, Дунькины, проделки. А потом долго дула в трубку: «Алё! Валь? Ты меня слышишь? Алё! Да что же это такое? Телефон за неуплату отключили, что ли?!»

Наконец, сообразив, в чём дело, принялась в сердцах оборванным проводом хлестать Дуньку по ногам. Дунька подняла визг, да такой пронзительный, что соседи, вроде бы привыкшие к их буйным разборкам, застучали ложками по батареям. Матери ничего не оставалось делать, как погрозить ей кулаком и прогнать в свою комнату.

Успокаивалась Дунька после таких скандалов, посмотрев свои любимые боевики на DVD-плеере. Там всё было круто. Суровые дяди жили «по понятиям», и, как она, Дунька, ничего не боялись.

Иногда Дунька жалела о том, что мать родила её девчонкой. Терпеть не могла платьев! Придя из школы, тут же натягивала на себя спортивки и футболку. Только в штанах чувствовала себя комфортно. Кукол и прочей бабской ерунды тоже терпеть не могла. Машинки ломать любила. Только ей их никто не дарил. Приходилось отбирать у дворовых малышей. Но домой со двора игрушки не приносила. Мать бы подняла такой вой! Разломанные трофеи бросала в песочнице или в подъезде.

Больше всего ей нравились мальчишеские опасные игры. Ну, например, кататься на льдинах во время весеннего ледохода. Оторвавшиеся от берега глыбы льда течением быстро гнало по реке. Старшие мальчишки бесстрашно перепрыгивали с одной льдины на другую. У Дуньки захватывало дух. Вот это драйв! Но первый опыт оказался неудачным. Два раза перепрыгнуть с льдины на льдину удалось, а на третий — осечка. Под её тяжестью ледяную глыбу неожиданно наклонило, и Дунька оказалась в воде. Хорошо, что в этом месте было не так глубоко, ей по пояс. Ободрав об острый и корявый лёд лицо и руки, выбралась на берег и со всех ног припустила домой.

В подъезде столкнулась с бабой Зоей. Та, увидев её, ахнула. У Дуньки зуб на зуб не попадал, не говоря о том, чтобы ключ в замочную скважину вставить. Баба Зоя затащила её к себе, напустила в ванну горячей воды, сняла с Дуньки мокрую одежду и велела лежать в ванне до тех пор, пока не покраснеет всё тело. А потом ещё заставила выпить какой-то горькой настойки с перцем, от которой у Дуньки перехватило дыхание. Но баба Зоя, предупреждая Дунькины истерики, грозно пообещала:

— Будешь выть — матери скажу! Она за это по головке не погладит.

Угроза бабы Зои рассказать матери была напрасной. Скрывай не скрывай — без разницы. Что, мать не заметит ссадины на лице? Руки можно ещё спрятать, а моську — как?! Видя, что Дуньке это — трын-трава, погрозила пальцем:

— Тогда «скорую» вызову, чтобы тебе уколов наставили в задницу! Пацанка ты этакая! Будешь за мальчишками таскаться — когда-нибудь голову себе проломишь! — И, сменив гнев на ужас, тихо прошептала: — А если бы под лёд ушла? Думала об этом? И не нашли бы никогда.

Дунька вскинулась:

— Баба Зоя, а откуда ты знаешь, что я на льдине каталась? Колдунья ты, что ли?!

— Да уж знаю я эти ваши забавы! — снова погрозила ей пальцем та. — В детстве и мы подобными шалостями занимались. На моих глазах одного мальчишку под лёд затянуло…

— И что?! — вытаращила на бабу Зою испуганные глаза Дунька.

Та молчала, довольная произведённым эффектом. Потом, после паузы, передразнила:

— «Что», «что»! Сколько горя у родителей было…