Читаем Про Иону полностью

– Не теряй тем более времени, надо устраиваться на работу. У тебя жизнь, что-то надо предпринимать для нее.

Вагрич лежал без движения как-то особенно неподвижно.

Клара продолжала:

– Завтрак с семи начинается, я тебе побольше принесу. Поешь – и пойдешь. У меня дела кое-какие намечены. Так что извини.

Вагрич повернулся на бок, приподнялся на локте и погладил другой рукой Клару по голове:

– Бедная, бедная. Нету у тебя дел. Не бойся, я уйду. Конечно, уйду. Сегодня мне расчет обещали. Я тебе денег дам. Много не смогу, но сколько получится.

– Вот еще. Мне твои деньги не нужны. Скоро буду дома. Там у меня работа отличная. Я про потерянные четыреста долларов и не вспомню.

Кларе хотелось продолжить, но она уловила, что Вагрич видит ее насквозь. И осталось только заплакать.

Вагрич, чтобы отвлечь от слез, спросил:

– Где ты работаешь?

– В похоронном бюро, – Клара всхлипнула и успокоилась, так как если продолжать плакать, то, выходит, и работа, кроме всего прочего, у нее дрянная, и значит, жалеет ее Вагрич заслуженно. А женская гордость?

– Ой! Ты в похоронном братстве работаешь? Хевра Кадиша?

– Почему в хевре? В обществе с ограниченной ответственностью. ООО.

– Так вы не только евреев хороните?!

– Глупости! Мы всех хороним.

– Я подумал: раз ты еврейка, то у них. Ух, как они работают! – Вагрич восхищенно причмокнул. – Чуть где что взорвалось, теракт какой-нибудь, они тут как тут. Все кусочки соберут, до ногтя. Сам видел. Рядом со мной грохнуло пару лет назад. Три трупа вдребезги. Через пару минут появились из Кадиша – всё собрали в мешки. Им первым сообщают. Класс!

Клара смотрела на Вагрича с недоумением. Но он не замечал.

– Представляешь, ни ногтика, ни волоска. Подчистую.

Клара спросила:

– Чему ты радуешься?

– Ну как же, соберут, похоронят, Кадиш споют, они ж надеются, что после Страшного Суда встанут. Так чтобы все на месте оказалось.

– А если там не евреи?

– А если евреи? Чтоб не прозевать. Они говорят, Господь разберет.

Глаза Вагрича сверкали. Клара рывком встала с кровати, потянула на себя простыню, прикрылась с шеи до ног.

– Пойду в ванную. А то завтрак пропустим.

Когда Клара вышла, Вагрича в номере не было.

Она вздохнула с облегчением. Спустилась в столовую, проделала операцию с продуктами, крепко поела, вернулась к себе, положила ассортимент в бумажный пакет и отнесла в ванну – там казалось прохладнее на перспективу. В сумке оставила пару яиц и пару булок, а также представленный сегодня белый пресный сыр крупными ломтями.

Погода прекрасная. Намечался нежаркий день.

Про Вагрича она подумала, что он чокнутый и с приветом. Скорей всего, на какой-то почве.

Клара долго ходила по ближайшим улицам, но, видимо, оттого, что они проложены квадратами, а также потому, что глаз искал чего-то знакомого, вырулила к Кикар Цион.

В голове кружилось всякое. Пешеходная мощеная улица Бен Иегуда с лавочками на каждом шагу намекала, что вот другие люди гуляют и радуются, заходят в магазины, прохлаждаются на лавках, тут же молятся, питаются в кафе, а Кларе среди них делать нечего, потому что она без денег и без желания.

Клара прошла вдоль улицы, присела на лавку под большим деревом. Напротив нее расположился старик с электрическим приспособлением вроде пианино на подставке, шнур уходил далеко в сторону и в глубину.

Пел старик невнятно, акустический эффект почти заглушал слова, но постепенно Клара разобрала мелодию, хоть и сильно ускоренную исполнителем:

Я по свету немало хаживал,Жил в окопах, в землянке, в тайге,Похоронен был дважды заживо,Знал разлуку, любил в тоске.Но тобой я привык гордитьсяИ всегда повторяю слова:Дорогая моя столица,Золотой мой Ерусалим!

Старик вел песню без перерыва несколько раз, как заведенный, монотонно и скоренько, путаясь в цифрах – то похоронен был дважды, то похоронен был трижды. И то и другое ложилось в размер. Но мало ли что где во что ложится. К тому же не специально. Старый человек, путается. Но за припев Клара разозлилась, что слова переделаны под текущий момент.

Пошла в гостиницу.

Стала думать про Вагрича.

А ведь она ему не говорила, что еврейка. Ее никто за еврейку не принимал. Он догадался. Не то чтобы обидно, но какая разница. А он свел к узкому месту: раз еврейка, так и хорони евреев.

Есть не хотелось. Клара уснула.

Ей снилось название гостиницы «Кохав Цион» – «Звезда Сиона». Во сне она смеялась над раскрывшимся смыслом слов. Получился перевод с украинского и иврита одновременно: «кохав Цион» – «любил Сион». «Кохав» по-украински «любил». В прошедшем времени.

Клара повторяла во сне: «кохав, кохав». И «раскохав».

В дверь постучали. Клара, не спросив кто, открыла. Вагрич начал сразу, с порога:

– Я деньги получил. Пошли покушаем тут недалеко, а потом вернемся сюда. Я тебя об одном деле хочу попросить. Давай-давай, пошли.

Клара не сопротивлялась.

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза: женский род

Похожие книги

Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза