— Ну и нафига я это сделал? — спросил сам у себя бывший инспектор, вставая с насиженного места и разминая ноги. — Загнал зачем-то тётку в стекло, голоса лишил... Лучше бы мультики посмотрел — они хоть смешные.
Мысли снова вернулись к прокручиванию недавних несуразностей...
От последней зацепки Иванов подобрался.
Представил выезд из города. Получилось расплывчато. Никогда толком не запоминал, какой именно дом последний, как стоит и что расположено рядом.
Конкретизировал, вычленив из калейдоскопа приходящих на ум отображений виденного, стелу. Ту, что на въезде, с названием. Красивую, монументальную, построенную лет пятьдесят назад и тщательно лелеемую местной администрацией. Во всяком случае, она являлась единственным муниципальным объектом, подкрашиваемым два раза в год.
И напрягаться не пришлось — вспомнилась как миленькая. Бетонные буквы в ряд, органично вписанные в незамысловатую композицию из нескольких линий.
Зажмурился, пытаясь представить себя рядом.
Открыл глаза, покрутил головой — ни остановки, ни проспекта.
Получилось.
Бывший инспектор стоял у неожиданно здоровенных, почти нечитаемых вблизи букв. По трассе, хорошенько разогнавшись, проносились автомобили, дул ветер, вдоль обочин уходили вдаль деревья. Ноги по щиколотку в слякоти.
Забавно... оказывается, перемещаться по задворкам памяти можно без проблем.
Не мешкая, Иванов перенёсся в Египет. Походил, посмотрел на озадаченно снующих неподалёку от провала Александроса, Лану, Фрола Карповича. На демона у палатки. Вот только себя не увидел.
Почему? Да потому что он не может в своих воспоминаниях быть одновременно в разных местах. Мозг ведь фиксирует события от первого лица, а воспоминания — своего рода проекция, модель трёхмерного изображения, в котором можно перемещаться как хочешь.
Они же и ограничитель. Нельзя вспомнить то, чего не было.
«Попрыгал» вволю, надолго, впрочем, нигде не задерживаясь. Не те ощущения получались, не настоящие — эрзац сплошной.
Когда наскучило, переместился обратно, на остановку. Сел на скамейку, которая, казалось, ещё не успела остыть и бережно хранила тепло его тела, словно ожидая возвращения. Поёрзал, устраиваясь поудобнее и снова принялся размышлять, проговаривая мысли вслух. Кого стесняться? Он тут один, хозяин и повелитель. В сумасшествии его обвинять некому. Во всяком случае — пока...