– Требовались сутки тишины. Швец отправился познавать новые впечатления, Фрол остался проконтролировать доставку убийцы по месту розыска. Поверьте, ему будет не до вас… Маше с вашего смартфона сообщили о том, что вы отправились к школьному приятелю, совершенно случайно проживающему почти по соседству с конспиративным жильём, и настроились всерьёз загулять. Перестраховка никогда не повредит. Про кошку не переживайте. За ней присмотрят.
Сигарета давно догорела. Инспектор закурил новую, бросив дотлевший окурок под ноги. Развязно откинулся на спинку.
– Как спеленали?
– Укол из разработок определённого рода… Мои помощники, домовые постарались. Они же и следили за вами. В жильё, конечно, до часа «Ч» не входили, однако им и вентиляции для прослушивания с контролем достаточно.
– Понятно… Прежде чем вы мне расскажете, какого х..я я тут, хотелось бы посмотреть вам в глаза. Хочу понять, насколько сильно вы мне врёте. Можно?
– Почему нет? – площадная брань покоробила прекраснорылого, однако он сумел побороть эмоции. Поднялся, вышел из-за стола. – Подойдите.
Бросив недокуренную сигарету на пол, Иванов поднялся под настороженными взглядами охранников. Приблизился, остановившись от пленителя на расстоянии локтя. Сжал губы в нитку, всмотрелся в холодные, безмятежные зрачки…
И прошипел. Зловеще, яростно:
– За похищение приговариваю к десятке!
Ладонь с активированной за «свой счёт» Печатью взлетела от пояса и со шлепком ударилась о лоб македонца. Мигнул круг с непонятными символами, втягиваясь в чужую, прохладную на ощупь кожу.
Мощный удар под колени повалил парня. Охранники скрутили ему руки за спиной, знающе шарахнули по почкам, уткнули носом в пол перед остолбеневшим Александросом. Дубинками прошлись по бокам, по печени. Но пленник ничего этого не замечал, с безбашенным упоением выкрикивая:
– Похищение человека – преступление!.. Объясняй теперь, откуда у тебя татуировочка! На десять лет! Карповичу объясняй, начальству своему… козлина, мля… Правда, весело?!! Она же наверняка именная… – рваный, истеричный смех рвался наружу, и Иванов ему не мешал. – А теперь я послушаю, какого хера ты этот спектакль устроил… Самостоятельно! Без санкции сверху! Иначе в тупую бы меня повязали! Без прелюдий! Оправдывайся! Продолжай! Интересно рассказываешь!
Голова македонца задвигала челюстью, задёргалась в приступе ярости, выплюнув с интеллигентским, высокопарным презрением:
– Какой же вы подонок…
(*) Хата – камера (тюремное)
(**) Попкарь – то же самое, что и надсмотрщик (тюремное)
***
Избиение прекратилось лишь когда Иванов перестал хрипеть измученным побоями нутром, ощущая в животе дикий коктейль из саднящих кишок, рези в почках и неудержимое желание отключиться от этого мира.
Последнее ему сделать не дали. Охрана, чутко видя грань между наказанием и ненужными зверствами, вовремя остановилась, тяжело дыша да помалкивая.
Ждали дальнейших распоряжений.
Валяющийся между чужих ботинок инспектор впал в полубессознательное состояние, побулькивая горлом. Голову тюремщики почти не повредили, сконцентрировавшись на туловище, и только это удерживало восприятие здесь, в комнате.
– Поднимите, – отрешённо скомандовал Александрос, возвращаясь к столу.
За спиной узника, пребольно впиваясь в запястья, щёлкнули браслеты. Тело воспарило в воздухе, подхваченное сильными руками и почти рухнуло на стул в углу. Направляющий тычок в плечо не дал Сергею сползти на пол, привалив его к прохладной, шероховатой стене.
Молчание продлилось довольно долго. Македонец что-то обдумывал, сцепив пальцы в замок и хмурясь; мужчины в униформе бдили за оплывшим пленником.
Закрывающие лица забрала превращали их настороженные морды в карикатурные рожи, от вида которых тянуло заорать благим матом. Во всяком случае, именно так виделось парню.
– Из всех неочевидных решений вы, Иванов, выбрали самое эффектное. Признаю, – ровно зазвучало из-за стола. – Показываться на глаза заинтересованным лицам мне с этого дня нельзя. Поймут, кто постарался… Сработало так, как вы и задумали. Я прокололся, говоря на удобном для вас языке.
Комбинатор из Спецотдела непостижимым образом уже вернул себе привычное самообладание и некоторую холодность в общении. Сидел с чуточку усталым видом, немного горбясь, будто происходящее ему вообще не нравится и общается он с Ивановым только по долгу службы, по-человечески сочувствуя.
Смотрелось располагающе.
– Вы совершили ошибку, – продолжил он с грустью. – Я же хотел с вами по-хорошему поговорить. Беседу продумывал, готовил аргументы, доводы, а вы как всегда – топорно, напролом, бездумно игнорируя последствия. Типичное мужланство.
Перед ответом Серёга прокашлялся – потроха отказывались приходить в норму, требуя отдыха и доктора. Во рту появилась густоватая, с горечью, слюна; пониже солнечного сплетения скрутило.
Попытался сплюнуть – угодил на собственные колени, но не расстроился. Грязные штаны – меньшее из того, что его заботило в этом помещении.