Дар отзывался неохотно, но много от него ждать и не приходилось. Противилось колдовское естество использованию в столь низменных целях, отказывалось снимать похмелье. Оно, почти как вредная жена, фактически намекало хозяину: «Нажрался, сволочь? Мучайся… Естественным путём, через страдания, возвращайся в бренный мир».
Проходили уже… Довелось как-то с Антоном возможности не подрассчитать, перестараться с коньячком, так с утра думал – сдохнет. Почти час гонял энергию жизни по всему телу, пока очухался. Да и то до вечера страдал, сладким чайком с лимоном отпивался под укоризненным взглядом кицунэ…
Ладно, чёрт с ней, с Силой. Пить хочется сильнее, чем выздоравливать.
С трудом приоткрыв один глаз, инспектор безучастно отметил незнакомый ковёр на стене, неродные обои и поблёскивающий под русой чёлкой глаз, грустно смотрящий на его страдания.
Попытался припомнить вчерашний вечер.
Кафе, клуб, разгорячённая танцами Юлька, такси, провал в памяти…
– Проснулся? – шёпотом поинтересовались у него, приваливаясь к боку со стороны ковра. – Головка бо-бо?
Спрашивали без сочувствия, скорее, констатировали факт.
– Ага, – проскрипел Иванов, поворачиваясь к глазу и отмечая, что с каждым мгновением перед ним всё больше открывается профиль дочери билетёрши. Помятый, растрёпанный, со смазанными косметическими тенями на веках и сухими губами. – Дай попить…
– Потом, – с грустью ответила девушка, проводя рукой по Серёгиным волосам.
Прикосновение отдалось болью. Каждая волосинка словно отрастила огромный нерв, уходящий прямо в мозг, и соперничала с соседками в неизвестном садистском конкурсе по доставлению неприятностей владельцу.
– Жди, пока мама уйдёт. Ей к десяти на работу. Не высовывайся. Водички я тебе чуть позже принесу. Не хочу, чтобы вы встречались.
– Юля! – требовательно прозвучало неподалёку. – Вставай, лежебока! Надо на рынок сходить!.. Вставай! Иначе до обеда проспишь!
– Хорошо! – попыталась крикнуть соседка Иванова по постели и закашлялась. – Тоже в горле пересохло, – пожаловалась она парню, с неохотой, со стоном терзаемого интоксикацией человека, выбираясь из-под одеяла и без стеснения демонстрируя дамские прелести.
– С тобой всё нормально? – забеспокоилась Нина Ивановна (Сергей уже догадался, куда его занесло). – Ты здорова? Эпидемия же вокруг…
Раздался сухой щелчок открываемого дверного замка, и голос женщины, пророкотал уже в помещении.
– Юля!.. А это с тобой кто?!
Похмелье в Сергее сменилось фатализмом. Он, борясь с подкатывающей тошной, повернулся к стоящей в дверном проёме женщине, и попытался улыбнуться:
– Здраствуйте.
Дверь закрылась. Гулко, остервенело. Из-под декоративных наличников посыпались крохотные кусочки шпатлёвки или штукатурки – с кровати было нельзя разобрать.
Открылась, демонстрируя замершую статуей командора начальницу гоферовой гадины.
Закрылась.
Открылась.
Закрылась.
Вглубь квартиры потянулись тяжёлые, шаркающие подошвами тапочек, шаги.
– Плевать, – замершая на полпути к вертикальному положению Юлька обессиленно рухнула вниз, прямо на Сергея, заставляя того охнуть под тяжестью девичьего тела и инстинктивно схватиться руками за её бёдра. – Пять минуточек полежу…
Уткнувшись носом в мужскую грудь, она попыталась заснуть, а инспектор испытал некоторое дежавю. Совсем недавно он проснулся так же, с Машкой и Ланой под одним одеялом и не сразу понял, что произошло.
И снова ощущение идиотизма ситуации…
Пить захотелось ещё сильнее.
Ворочаясь, кляня себя за вчерашнее, похмельный сотрудник Департамента Управления Душами попытался выбраться из-под Юльки, заставив ту с сожалением сползти вбок, на матрац.
– Дай водички, – жажда стала совсем уж невтерпёж.
Тяжко вздохнув, хозяйка комнаты перекатилась к краю, с усилием села, потянулась рукой к стоящему неподалёку стулу, сняла со спинки домашний халат. Накинула его на плечи.
Поднялась, покачнулась, что-то беззлобно пробурчала, обернулась к инспектору:
– Ты, это… не парься, в общем. Маму я беру на себя…
Закончив фразу, Юлька попыталась распрямиться, принять горделивый вид, но не смогла – бодун терзал её не хуже, чем соратника по койке. Обречённо махнув рукой, она взялась за дверную ручку…
… О чём болтали мама с дочерью – для Иванова осталось тайной. Из глубины квартиры не доносилось ни выкриков, ни брани, ни рыданий. Но и воду ему не спешили нести.
Плохо соображая, что делать, он безучастно лежал на чужой кровати, смотрел в потолок и не думал ни о чём, предоставив судьбе самой решать, как быть дальше. Инспектора даже не пугал возможный папа девушки, с которым пришлось бы разбираться в разы сложнее, чем с матерью. Отцы частенько ревнуют дочек, особенно к случайным связям, и могут по неосмотрительности наделать бед. Рассказывал ему как-то сослуживец про одного родителя, гонявшегося за ним с ножкой от табуретки после того, как дочка не смогла связно объяснить, где пропадала всю ночь и, в конце концов, перевела все стрелки на сильную половину человечества, а конкретно на коллегу. О том, что пришла она к нему по своей воле, девушка, конечно, умолчала, отводя от себя грозу.