Про Кешу, рядового Князя

Это означает, что Кеша украсил свои ладони четвертой водяной мозолью. Трапезников послушно приносит бинт, зябко поеживается и снова уходит под навес ближайшего строения. Ефрейтору жуть как хочется помахать лопатой, согреться. Но кто тогда будет часовым?

Минут через пять, близоруко посмотрев в сторону траншеи, ефрейтор видит такую картину. В двух местах из траншеи вылетает земля, а посередке вьется сигаретный дымок.

– Киселев! – кричит часовой. – Вам запрещено курить, вы арестованный!

Из траншеи показывается свирепое Кешино лицо. Оно беззвучно шевелит губами – должно быть, перебирает запас подходящих слов. Замучил ефрейтор!

– Киселев, где вы взяли сигареты? – не унимается ефрейтор.

– Выкопал, еш-клешь!

– Учтите, это для гарнизонной столовой!

Выпрыгнув из траншеи и став в театральную позу, Кеша подражает Трапезникову:

– Арестованные, будьте добры, равняйтесь! Смирно, пожалуйста! Прошу вас, шагом марш!

Великолепные голоса у этих парней, когда они хохочут на свежем воздухе! А ефрейтор поджимает губы:

– Не смешно, Киселев. Глупо даже...

23.

Траншея мучительно медленно подкрадывается к столовой. Если бы так крался вор, он умер бы с голоду на полпути. Но Князю и его товарищам голодная смерть не грозит, ефрейтор исправно водит их на обед.

Кеша не натирает больше мозолей только потому, что там, где они могли появиться, они уже появились, а больше места нет. И что за мерзкая штука – мозоль! Чем больше она тебя мучает, тем любовнее ты за ней ухаживаешь.

Осмотрев свои истертые руки. Князь устало вылезает из траншеи и идет к ефрейтору на перевязку. Парням перевязка не нужна, они каким-то необъяснимым образом обходятся без мозолей. Возвращаясь в траншею. Кеша замечает в стороне крепкую, совсем еще новую веревку. И его осеняет. Подобрав веревку, он бежит к траншее.

– Девочки, блестящая идея! – кричит он и, выдернув из траншеи самую большую лопату, именуемую «стахановкой», привязывает веревку у самого основания ручки. – Усекли?

Конечно, они усекли! Один из землекопов берет лопату и под Кешину команду «начи-най!» вонзает ее в разрыхленный грунт. Кеша тянет за веревку, и лопата взлетает с удивительной легкостью и быстротой. Раз – два! Раз – два! До чего же приятная работа – копать траншеи к солдатским столовым! Раз-два! Даже Трапезников оценивает механизм:

– Киселев, да вы изобретатель!

– Молчи, сам знаю! – весело отзывается Князь, выдергивая из траншеи очередную порцию земли.

– Витька, хватит, дай мне! – берется за лопату другой землекоп. Забирать у Князя веревку он не смеет. Кеша честно заслужил право быть бессменным дергальшиком, это все понимают.

Князь бросает быстрый взгляд на ефрейтора, и ему становится жалко своего часового. Кому не хочется подергать за веревку! А тут стой истуканом. Вид у ефрейтора такой, что он вот-вот попросит подергать. И еще Кеша краем глаза замечает на дороге ярко-красное пятнышко. При более внимательном рассмотрении этим пятнышком оказывается девичья фигура, движущаяся по гарнизонной дороге к офицерским домам.

Раз-два! Раз-два! Из траншеи вылетают веселые комья. Любопытный ефрейтор лезет прямо под лопату. Лезь, лезь, наешься земли, не будешь рот растворять. Раз – два! Фигурка все ближе. А ефрейтор-таки получает свою порцию глины и, отплевываясь, отходит в сторону.

– Это вы нарочно, Киселев, я знаю.

– Шел бы ты спать, ефрейтор!

Раз-два! Раз-два!.. Вот это сюрприз! По дороге-то идет козочка!

– Витька, хочешь подергать?

– Давай!

Девушка идет, помахивая школьным портфелем, сапожки мелькают быстро-быстро. Кеше кажется, что капитан должен лопнуть от гордости за этакое дивное создание.

Подойдя ближе, девушка замечает веревочный «механизм», и любопытство подталкивает ее ближе к траншее. У нее то редкое настроение, когда вызывает интерес буквально все. Разглядев, что это за механизация, девушка смеется. Смех у нее из того же материала, из которого делают тонкие и звонкие вазы. А у Кеши тот возраст и такое воспитание, когда люди стесняются всякой чувствительности и изгоняют ее из себя, как скверну, или прячут ее за напускной грубостью.

– Чего ржешь? – брякает он, вытирая рукавом свою неопрятную физиономию, а точнее, размазывая по ней грязь.

Хрусталь смолкает, словно на вазу накладывают лапу. Девушка смотрит на Кешу так, как смотрят на Бобика, которого хотели погладить, а он, разэтакий, тяпнул за палец. И если Бобику бывает стыдно, то Кеша ничуть не хуже его – Князю тоже совестно. Чтобы хоть как-то сгладить вину своего неуправляемого языка, он спрашивает гораздо мягче:

– Ты что, школьница?

– А ты тот самый Князь?

От удивления Кеша разевает рот и не знает, что им произнести. Либо она гадалка, либо у него на лбу написано.

– Откуда ты меня знаешь?

– Разве можно не знать такую личность! – снова звенит хрусталь. – Вот не скажу, откуда знаю, не будешь в другой раз грубить.

– Гы-гы...

По сравнению с девчонкиным смехом Кешин смех – сплошное ругательство.

– Ты светлейший князь Кеша Киселев из автороты и тебя упекли на губу, верно? – продолжает интриговать девчонка, размахивая во все стороны портфелем.

– Вот балда! – восклицает Кеша.