Снег повалил, когда Шварц был уже в дороге. И повалил с таким рвением, что на обратном пути, когда метель уже улеглась, все окрестные горы сияли белизной невинно и правдиво, как будто так оно и было много-много дней подряд. В зимнем небе звезды сияли ярко и в количестве, приличествующем хорошему планетарию. Горные деревни выгодно высвечивались ими, как огнями рампы. Уютно вился дым из печных труб. А дворовые собаки амбициозно озвучивали свои права на контролируемую собственность.
Спать хотелось ужасно. Так и тянуло напроситься к кому-нибудь в гости, поесть из глубокой тарелки крепкого, как брикетное мороженое, мацуна, отломить от листа хрустящий лаваш и завернуть в него кусочек овечьего сыра. И завалиться спать на тугие трехэтажные матрасы из шерсти, которые в деревнях хозяева держат на нетронутых кроватях специально для гостей. Но надо было спешить, так как с утра нужно было много чего успеть. Потому-то он и не остался ночевать у гостеприимного Давтяна. Шварц запихнул сигарету под левый резец и гуднул, спугнув замершего на обочине зайчика.
В Ереване была просто слякоть, заляпавшая крылья и капот, и плюсовая температура. Шварц выехал на проспект Баграмяна, свернул, подъехал к арке и не глуша мотора, еще раз походил под ней взад-вперед в ближнем свете фар. Прошелся по крепко спящему двору, заглядывая в окна. Вышел, заглянул в темный парк, походил вокруг, вернулся и сел за руль. Потом взял фонарь, снова вышел, подошел к лусиняновскому подвалу и направил фонарь в скрытый резиновым ковриком проем. Раздалось глухое ворчание, и на него уставились два светящихся глаза. Ну да, так оно и было!
Шварц добрался до дому только под утро, и такой обессиленный, что лениво постоял под душем, косясь на мочалку: мылить или не мылить? Потом решительно взялся за неё и довел дело до победного конца. Он насмотрелся, наслушался и напредполагал такого, что хоть от физической грязи надо было отмыться! Дома было тихо, тепло («Ага, разбогатела Маргаритка, транжирит на отопление!») и вкусно пахло котлетами.
Марго приоткрыла занавеску ванны:
– Тебе обед или кофе?
– И то, и другое, и третье! – Шварц сграбастал Маргаритку и поставил рядом с собой.
– С ума сошел? Взрослые парни за стенкой спят!
– шепотом возмутилась для порядка Марго.
– Вот и не шуми, – прошептал Шварц, деловито расстегивая на ней мокрый халатик.
Погос-Петрос
– Па-а-ап? – в голос удивились проснувшиеся близнецы, застав Шварца завтракающим.
– Я что – не человек? – благодушно усмехнулся Шварц, – или ваш компьютерный робот? Вы-то почему дома?
– У нас же с понедельника каникулы. В школе – бр-р-р, холодрыга… А мы знаешь, в интернете кое-что нашли интересное, – пробасил Погос, и Петрос радостно закивал головой, подтверждая сказанное братом.
– Небось порносайт? – шутливо насупился Шварц, – смотри-и-ите у меня…
– Статью мы нашли – вот что! – обиделся Петрос, – статью о смерти армянина в Таиланде!
– Ну так это вы могли и в ереванских газетах прочесть, если бы газеты читали, – продолжал подначивать Шварц, – некролог Паравяна прочитали, что ли?
Близнецы переглянулись: неужели все их ночное бдение с переводом англоязычной статьи было напрасным?
– Да нет, пап, – забасил Погос, – это полемическая статья о возможных причинах его смерти. Там высказывается предположение, что ему паучий яд зафигачили. – И Шварц уважительно посмотрел на сыновей:
– Ну-ка, излагайте.
– Ну-ка, умывайтесь-одевайтесь! Это что за вид? Что за сленг? – возмутилась Марго, выплыв из кухни с горой пышущих жаром оладий.
– Кумекают мальчишки твои, – улыбнулся Шварц после обстоятельного разговора с близнецами. И если бы это было возможно, то сияющая с утра Марго заискрила бы всеми цветами радуги счастья, – вот если бы ты мне и пару девочек родила, то могла бы и посидеть со мной, пока бы они на кухне управились.
– Посидеть-послушать о твоих расследованиях? – Марго намеренно пропустила мимо ушей вариант пополнения семьи, но уселась напротив.
– Ну что я тебе могу рассказать такое, Маргушкин, чтобы ты еще не знала? – улыбнулся Шварц, – люблю я тебя, но это ясно безо всяких расследований.
Город только кажется большим
Маленькая была кожевенно-сапожная мастерская, метров шесть-семь, без окон. Под низеньким потолком прямо на вбитых в стену гвоздях висели деревянные вешалки с аккуратно застегнутыми ношеными куртками, пальто и плащами из кожи. Под ними на приступочке пола выстроились дамские сапожки всех моделей и цветов – на переделку голенища. Под стеной за антикварным «Зингером» сидел рыжий здоровяк, напевал что-то, качал педаль и вертел под прыгающей иглой рукав плаща. Весело уставился на Вардана:
– Чем помочь, ахпер[130]
?– Ты – Ашот Карапетян?
– Ну да!
– У меня к тебе пара вопросов, я из угрозыска Центра.