Про шакалов и волков

Солнцева пребывала в странном состоянии апатии. Она смотрела в одну точку, не могла шевелиться и, главное, совершенно потеряла интерес к тому, что происходило вокруг. Пучкова опасалась за ее психическое состояние и поминутно смахивала слезы со своих круглых щек.

Пал-Пал хищно оглядывал заложников. Поначалу он остановил свой взгляд на попе, но тот, как предполагал террорист, слишком неповоротлив в силу грузности и возраста. Узнаваемых политиков, хоть среди них и были господа корпулентные, что сейчас для Грунова было важно, он трогать не хотел. Мало ли что — пристрелят или ранят по ошибке свои же, а расплачиваться Пал-Палу. Тут он остановил взгляд на Онежском. Лица этого друга Димитриевой он не знал. «То, что надо! — решил бандит. — Широкий, круглый — Виктора закроет. И потеря невелика».

— Пойдемте-ка со мной, — поманил он пальцем фотографа.

— Зачем? — спросил Онежский, ощетинившись.

— Первым на свободе окажетесь. Давайте, давайте, я не шучу. Все будет хорошо. — Он подбодрил толстяка автоматом, тряхнув им перед его лицом.

Онежский поднялся, растерянно оглядываясь. Заложники смотрели на него в напряженном молчании.

— А гарантии? Какие вы даете этому человеку гарантии?! — крикнул Глава фракции.

— А какие гарантии я даю вам, господин Т? Вы живы и уже почти свободны. Если хотите, можете ВЫ проводить меня до машины.

— Ясно, — выдохнул Онежский. — Прикрываетесь мной.

— Кому-то это все равно придется сделать. Желающие есть? Из крупных мужчин?!

Желающих не нашлось. Фотограф пролез через сидящих впереди него людей и пошел, спотыкаясь, так как он сильно отсидел ногу, к выходу в сопровождении Грунова.

Тут заворочался Петруччо. Потянувшись, он пробормотал в хмельном полусне: «Кваса охота до смерти! А вода и кола — отстой». — После чего обнял живот Архиерея, как подушку, поворачиваясь на другой бок. Его стал тормошить Килька:

— Нужно развязать Аркана! Петька, Пе-еть! Да проснись ты, черт православный! Аркана нужно развязать и привести сюда.

— Да пусть ваш Аркан уматывает с террористами. Он опасен, неадекватен и может опять начать палить из какой-нибудь пукалки, — плавно жестикулируя руками, как крылами, высказался Дизайнер. Его негласно поддержал Архиерей, покивав монументальной головой, и Килька примолк, отвалившись на спину.

Грунов махнул Стиву и Эду, и те молча вышли за своим командиром из зала. Онежский стоял поодаль, в растерянности крутя головой. После освещенного зала он ничего не видел и почти был готов к тому, что сейчас на него бросятся и… все, прощай трудная и интересная жизнь. Тяжелая, но прекрасная. В секунду перед ним пролетели самые значимые моменты: мамин смех в залитой солнцем столовой и ее горячие руки на голове маленького Жени. Вера с шелковой лентой на голове. Ее смятая машина и похороны… Гроб бухнул об яму, как врезавшийся в роковую отмель корабль. Скандальный уход из НИИ, где без конца кипел чайник и на «бородинский» намазывали майонез. Краснодарская ферма друга: вечная жара и буйство золотого поля. Первый снимок — смешной, даже пошлый.

Девушка с серпом, в глазах — то ли упрек, то ли ужас. А потом… потом весь мир. Муравейник Гонконга и незыблемость Арктики. Веселый бомж под Бруклинским мостом и несчастный банкир-швейцарец, с тоской глядящий на свои наручные часы. Время… Утекающее время. Сколько его еще? Сколько?

Глаза Онежского свыклись с темнотой. Он отчетливо видел три силуэта, полуосвещенные лица. Отличный кадр под названием «Безнадежность». Мальчишки в банданах замерли, ожидая приговора от темной фигуры с белым лицом, на котором выделялся крупный принюхивающийся нос и лукавством горели остановившиеся глаза.

— Идите к подвалу и ждите моей команды. Автоматы сдайте! Сдайте мне оружие, это сейчас лишнее. Нечего дразнить силовиков. И оружие этих слабаков тоже дайте мне. Быстро, не тяните!

«Чужаки» нехотя протянули оружие Грунову, который, распихав пистолеты по карманам, а автоматы повесив гроздью на плечо, двинулся к лестнице, ткнув фотографа. «Ну вот и все, пока, спасибо…» — клоунски сказал сам себе Онежский и, выпрямившись, шагнул к лестнице.

Грунов был уверен, что безоружные подручные подчинятся его словам, но «чужаки» стояли, переглядываясь, и не трогались с места.

Более сообразительный Эд сказал отрывисто:

— У подвала лежат трупы. Сам подвал ведет во двор, в тупик, и из него не уедешь. Значит… значит, нам в подвал не надо.

— А куд-да надо? — задрожав, пробормотал Стив.

— А никуда! Назад к матери в брюхо!

— Я не хочу, я всего этого не хочу, — заплакал Стив, садясь на корточки.

— Будем прорываться за Пал-Палом. Двинем по башке его Виктору и заставим взять нас с собой. Но если у тебя нет сил, то…

— У меня нет, нет… — мотал головой Стив, — но я пойду с тобой.

И «чужаки» зашептались, придвинувшись друг к другу.

— Отойдите от окон! Господа, немедленно отойдите от окон и сгруппируйтесь около сцены! — кричали в громкоговорители эфэсбэшники.