Про жизнь поломатую… (сборник)

Четыре часа чёрного, как уголь, утра. Полубредовое пробуждение. Покачивающееся шарканье к унитазу. Щелчок переключателя. Свет… Озноб, знаменующий удачное окончание процесса мочеиспускания. Эх, хорошо, когда нет энуреза и простатита! Далее уже стабилизированное в позвоночнике шарканье в комнату. Щелчок переключателя. Свет и сонное ворчание жены: «Несёт же тебя нелёгкая куда-то…». Короткий взгляд на покрытое морозными узорами балконное окно и поток горячего желания послать всё к «чертям собачачьим» и плюхнуться на диван к тёплой жене под бочок. Но Димон давит в себе упитанного комформиста, пьяненького эпикурейца и похотливого саддукея одновременно и медленно превращается в сухощавого стоика. Нельзя расслабляться! Через полчаса на промёрзшей платформе его будут ждать Витёк, Костян, Юран, Вован и Толян. Это его отмороженные и красномордые друзья-рыбаки. Попробуй, подведи таких! Всю оставшуюся жизнь глумиться будут — улыбки похотливые на рожи свои одубелые натянут и: «Ты чё, чувак, рыбалку на жену поменял? Десять лет уже женат, а всё никак не насытишься, плотоядный ты наш? Азартен же ты, Парамоша! Гы-гы-гы…». Но это они только на рыбалке такие дебилы. На самом деле все они советские интеллигенты. Среди них есть и преподаватели разных питерских ВУЗов, и инженеры, врачи, а некоторые из них были, даже кандидатами наук. Димон, он тоже был по своей сути интеллигентом — преподавателем и кандидатом наук. И это тоже нисколько не мешало ему быть полным дебилом на рыбалке. Но до неё ещё надо добраться. Димон стремительно надевает на себя приготовленное с вечера утеплённое барахло, хватает рыбацкий ящик-сидушку с привязанным к нему ледобуром, с трудом напяливает рюкзак на свой мозолисто-костистый (от житейских невзгод и трудов непосильных) горб, выключает свет и пытается в таком виде выйти из дверей своей маленькой, но построенной уже при развитом социализме, квартиры. Не тут-то было — происходит застревание разом потолстевшего тела в дверном проёме. Так-так, надо, наверное, сначала ящик с буром выставить за дверь и снять с себя рюкзак, наверное, только таким образом можно пролезть в утеплённой амуниции через этот, неизвестно на кого расчитанный дверной проёмчик. Хватит брюзжать, из хрущёвки вообще, наверное, не вышел бы, пока до трусов бы не разделся и не вышел с охапкой тряпья на лестничную площадку. А тут, как назло, ещё соседка покурить вылезет. Не спится ей, видите ли — с утра до ночи она в погоне за длинным рублём сумки-подделки «Адидас» шьёт и рекламные слоганы сочиняет. Например: «Кто носит сумку «Адидас», тому любая баба даст!» Тьфу, надомница хренова! Почему «хренова»? Она же ещё не вышла… Неважно. А вдруг выйдет, а тут полуголый придурок на одной ноге по лестничной площадке скачет, пытаясь ногой в штанину попасть. И что тогда подумает она? Что это любовник, спешно покинувший платяной шкаф, когда неожиданно вернувшийся из командировки муж пошёл принимать ванную? Это, как говорится, классика, но соседка же знает его в лицо, так же, как хорошо знает, что Димон единственный любовник у своей жены. Если бы было иначе, он бы уже давно всё знал. От этой же никогда недремлющей соседки. О чём же она тогда ещё может подумать? О том, что Димона выгнали из дома? Вряд ли. В противном случае, этому должен был бы предшествовать громкий скандал со звонким битьём посуды и громким хлопаньем дверей. Чтобы затем вот так вот, неожиданно, оказаться в общественном месте — почти голым и с охапкой тёплой одежды в руках… Нет-нет, в этом случае создавшемуся дурацкому положению должен был предшествовать серьёзный бой. Но такого в его семейных отношениях до сего дня ещё не бывало. Явно не было и сейчас. В смысле, громкого шума и откровенного мордобоя. Следы побоев на припухшей от сна морде лица Димона явно отсутствовали. Тогда, что же ещё могла бы она себе вообразить? А-а-а, наверное, то, что Димон записался в общество эксгибиционистов и теперь ловит кайф, когда его в таком виде лицезреют соседи! Кто-то непосредственно лицезреет, а кое-кто и через глазок входной двери с опаской таращится (неизвестно ведь, что теперь можно ожидать от этого извращенца?). Ну, да и фиг с ней, пусть думает, что хочет. Обидно, что завтра об этом заговорит весь дом. Ладно, всё таки, эксгибиционист — это гораздо лучше, чем педераст. На это высокое ныне звание Димон был совсем не согласен. И обязательно набил бы лицо тому, кто мог бы это даже только предположить.