Про жизнь поломатую… (сборник)

Надо отметить, что у всех русских есть такая дурная привычка: чуть что — поминать мать досадившего ему человека… Ну при чём здесь, спрашивается, мать, когда человек, несмотря на все её усилия, вырос, в конце-концов, самым обычным мудаком? Тут кто угодно виноват: генетика, нездоровый коллектив в детском саду, в котором начал пробуждаться интерес к противоположному полу, полностью испорченный коллектив средней школы, в котором считается, что половая близость это ещё не повод для знакомства, наконец, трудовая бригада хронических алкоголиков и идиотизм армейской действительности — да всё, что угодно, но только не мать! В нашей действительности, мать, как правило, — это один из немногих людей (иногда, включающих в себя и отца), которые желают своему любому, пусть даже самому неудачному своему сыну-перерожденцу счастья до конца дней своих земных! Даже, если этот сын в процессе отрицательной эволюции в негативной окружающей среде постепенно превратился в несгибаемого мудака. Будьте уверены — мать его этому не учила. А её из-за этого мудака поливают все кому не лень… И правы кавказцы нерусской национальности, когда сильно обижаются на то, что некоторые ублюдки славянской наружности пытаются в извращённой форме осудить их матерей. Обижаются и пытаются чем-то острым и национальным наказать их за это: «кынджал в джопа», например. Что же, наверное, очень действенно. Поддерживаю их темперамент, но только в этом случае. Чтобы мать любой национальности всякая тварь всуе не упоминала. Но чаще бывает совсем наоборот. Чаще бывает так, что тот, кто недобрым словом поминает чью-то мать, собственно и является настоящим, просто-таки монументальным мудаком! А тот, чью мать поминают, является очень добропорядочным и законопослушным гражданином. Налицо был именно этот случай, и справедливость требовала немедленного возмездия.

— Ну ладно, подонок, за мать ты сейчас ответишь, — прохрипел Димон, втягивая в тамбур за шкирку расслабленное во всех сочленениях тело Толяна и возвращая рычаг в прежнее положение.

— Ты смотри, дошёл-таки, алкоголик, — растрепал буйную рыжую Толянову шевелюру Витёк, а мы уже думали, что тебя никуда не отпустят по причине нарушенного генофонда…

Электричка, освобождёно набирая обороты, уверенно покатила к Зеленогорску. Рыбаки раскидали свою амуницию по широким полкам и уже приготовились было чуть вздремнуть после пережитых волнений, когда в вагоне возник очень важного вида брандохлыст в железнодорожной форме:

— Кто дёргал «стоп-кран»? Признавайтесь! — грозно рыкнул он на весь вагон, поглядывая на какое-то подобие погон своей новой формы.

— Ого! Вот ты и сам! А мы уже ждём тебя не дождёмся, — обрадовано воскликнул Димон, в одно мгновенье оказавшись рядом с блюстителем железнодорожного закона и, сбив с него фуражку, резко заломил ему руку за спину и болевым приёмом поставил его на колени между рядов пассажирских сидений, — Витёк, иди-ка сюда. Сними с этого поганца его нарядные портки с лампасами и выдай ему десять ударов ремнём по глупой железнодорожной жопе за непочтение к родителям.

— Что вы делаете! Я предупреждаю, ваши действия противоправны, вы будете отвечать в суде…

— Ответим, сынок, если надо будет, ты главное не волнуйся, но до этого суда когда ещё время дойдёт, а вот ты прямо сейчас ответишь и знаешь, за что?

— Ой-ёй, ру-ку-ку, не дави так — сломаешь!

— Не боись, сломаю, возьмёшь больничный и походишь немного в гипсе. Отдохнёшь. Устал, поди? Так догадываешься ли ты, раб Божий, за что муки принимаешь? (Последнюю фразу Димон произнёс густым басом и нараспев, явно подражая православному священнику, которого он когда-то видел в кино).

— Откуда же мне знать… Вы вон сами хулиганите на транспорте и сами же чем-то недовольны…

— Недовольны… Будешь с вами довольным. А кто наших матушек оскорблял, мерзавец ты этакий?

— Ай! Легче! Так это же не я… это старший машинист, Георгиевич на вас матерился! А чё вы сразу за «стоп-кран»!

— А это не твое дело! «стоп-кран» для каких случаев придуман? Правильно, для экстремальных. Вот и произошёл у нас такой случай. А Георгиевич твой скоро по отдельной программе получит. Ладно, штаны мы с тебя снимать не будем, а то ещё суд поймет нас превратно, и это уже совершенно другая статья получится. С такой статьёй на зоне лучше не появляться…

— Так то ж не я матюгался…

— Это уже не так важно… Проведём профилактическую работу, чтобы ты, когда сам старшим машинистом станешь, не оскорблял лучших людей города, а тем более их родительниц…

— Да я и так…

— Считаем — раз!

— Ой-ёй-ёй! Больно!

— Молчи, гадёныш! Тьфу, молчи, сын мой! Всегда трудным бывает оно, искупление грехов тяжких и приобщение к высокой культуре поведения в обществе. Не достойно поведение твоё, отрок, высокого звания советского человека! Моральный кодекс строителя коммунизма изучал, негодяй ты этакий, в своём железнодорожном ПТУ?

— Ай, ой, эх, ух… Я техникум… Уй-й-й! Уже десять! Хватит! Я же считал!