Проба на излом

– Молчанье – знак согласия, – прошептал Ариэль.

Арон Маркович сидел на ржавой гусенице тягача и смотрел, как Иван Иванович восседает на камне, грозно хмуря брови, ударяя кулаком по ладони и что-то неразборчиво бормоча. Севастьянов сидел на земле и тыкал себя в щеки пальцами, внимательно их осматривал и облизывал. Пальцы чернели от грязи, облизывание не делало их чище. Антонов держался за голову, словно она из хрупкого фарфора, и он боялся невзначай её расколоть.

– Болотные миазмы, – пробормотал Гиндин. – Шок от катастрофы. Откуда помощи мне ждать?

– Ты только попроси меня, мой друг любезный, – раздался позади голос. Арон Маркович вздрогнул, обернулся:

– Ты ль это? Иль помутился мой рассудок, как у несчастных тех? Николай Александрович?

Козырев подошел к Гиндину, потрепал по плечу, затем порывистым движением привлек его к себе, прижал.

– Единственный ты верным мне остался, мой друг, мой настоящий друг, – Николай Александрович отстранился, оглядел Гиндина: – И время на тебе печати не оставило. Чему я, впрочем, рад. Те годы, что я здесь провел, изрядно подкосили бы меня, не будь Миранды рядом. Увы, жена не дожила до этого счастливого мгновенья.

– Годы? – непонимающе смотрел на Козырева Арон Маркович. Затем оглянулся на обезумевших товарищей. – Жена? Миранда? Но ведь… а впрочем, кто давал мне право иллюзию чужого счастья разрушать.

– Иван с Мирандой браком сочетаться будут, а потому решил простить я тех, кто положения меня лишил, отнял работу, честь, сослал в болота эти. Безумья пелена развеется сейчас, пойдете вон туда вы четверо, найдете вертолет, что ждет вас.

– Но… а как же ты? И Братов?

Козырев усмехнулся, пошел прочь, но перед самой топью оглянулся на Гиндина:

– Мы остаемся здесь. А вы идите.

Командир еще раз обошел вертолет и в раздражении пнул валявшееся на площадке старое колесо. Светало. Ветерок с болота превратился в пронизывающий до костей ветер.

– И где они? – спросил командир сидящего в кабине пилота, словно тот знал больше его. – Это называется несколько минут?! Сколько можно там бродить?

– Не каждый день в грозу попадаем, – примиряюще сказал пилот. – Главное, салон не заблевали. А то, помнится, было дело… – он не успел закончить, как на вертолетную площадку вереницей стали выходить люди.

Первым шел сам Гидромедведь, Иван Иванович Наймухин. Как всегда, хмурый, издали похожий на высеченный из гранита памятник самому себе. Командир, придерживая фуражку, подбежал к нему:

– Иван Иванович, куда вы все пропали? Братск вызывает, беспокоится. Мы им сообщили про экстренную посадку на вертодроме подскока в Сельгонских болотах. Но они вас хотят слышать.

– Хотят, так услышат, – сказал Иван Иванович, потер ладонью левую сторону груди. – Вот что, Андрей, у тебя сигаретки не найдется?

Севастьянов, выбравшись на твердое покрытие вертодрома, остановился и притопнул ногой:

– Господи, как хорошо, когда на земле стоишь, а не проваливаешься в топь.

– Сейчас по воздуху полетишь, – мрачно сказал Антонов, вытащил из кармана валидол и сунул под язык. – Угораздило нас туда тащиться. Не может Иван Иванович без того, чтобы даже аварийную ситуацию для внеплановой инспекции использовать.

Гиндин продолжал оглядываться. Его не отпускало чувство, будто за ними кто-то шел, и с этим кем-то он даже разговаривал. Арон Маркович несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, освобождая легкие от болотных миазмов. Почудится же.

– А где этот? – спросил Севастьянов. – Ну, артист наш? Больших и малых жанров.

– Они с лесничим самогон пили, – сказал Антонов. – Мне предлагали. Я отказался.

– Может, покричать их? – предложил Гиндин. – Упьются, как черти, потеряются.

– Да уж, – Севастьянов поежился. – Это не болото, лабиринт какой-то. Кладбище техники. Мечта вторчермета.

– Сюда пионеров надо вертолетами завозить, – криво улыбнулся Антонов, посасывая валидол.

– Это еще зачем?

– Металлолом собирать.

Переговорив с Братском, Иван Иванович вновь выбрался из вертолета на свежий воздух.

Свежий воздух, усмехнулся про себя. Болото и есть болото.

– Кого еще нет? – спросил он Арона Марковича.

– Тренкулова со Степановым. И Братов с оборудованием возится на испытательной площадке, – сказал Арон Маркович. – Дался ему этот эксперимент.

– Не скажи, Маркович, – Наймухин сунул в рот сигарету, затянулся. – ЛЭП пятьсот – непростая линия… Где-то у нас здесь пробой идет. Сверхнормативные потери. Вот пускай ученые и помогут. Как говорится, не было счастья, да несчастье помогло. Когда бы он сюда залетел?

– Обойдемся без поэтичного слога, – сказал Сикоракс. – Нам необходима ваша помощь.

Иван продолжал разглядывать собеседника. Тот казался затянутым в плащ из ртути, по которой пробегали волны. Голова Сикоракса – словно от другого тела, приставленная сюда лишь временно. Лицо его казалось Братову странно знакомым – высоченный до неестественности лоб, обрамляющие лик слегка вьющиеся волосы до плеч, усики над губами бантиком, запавшие глаза… Где-то он видел этого человека…