– Товарищи! От имени и по поручению Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза, а также в ознаменование пятьдесят шестой годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции, позвольте кратко остановиться на недочетах в работе хозяйственной и партийной организаций Братскгэсстроя, – Генеральный секретарь взял стакан и сделал несколько звучных глотков. – В то время, когда экономика должна быть экономной, мы узнаем, что отдельные товарищи не поддерживают творческую инициативу нашей советской науки. Вот, пример товарища Козырева Николая Александровича, чье изобретение вечного и бесперебойного источника энергии на основе марксистско-ленинских принципов исторического материализма и материалистической диалектики было кое-кем объявлено антинаучным и не соответствующим физическим принципам. Хочется спросить, товарищи, – Генеральный секретарь, не отрываясь от бумажки, грозно насупил могучие брови, – кто установил эти принципы и насколько они соответствуют передовому марксистско-ленинскому учению? Что вы скажете по существу дела, товарищ Наймухин? А вы, товарищ э-э-э… Севастьянов и гм-м-м-м… товарищ Антонов? Разве не вы шельмовали уважаемого ученого, замалчивали его открытия? Разве не ваши действия стали причиной снятия его с должности директора института и наложения строгого партийного взыскания? Гм-м-м… Предстоит еще внимательно разобраться, уважаемые делегаты съезда, почему товарищ Козырев с маленькой дочерью и женой полетел на вертолете к черту… гм, гм, товарищ Суслов, здесь все правильно написано? Гм… ну, хорошо… к Черту-на-Кулички, когда он мог спокойно сесть на самолет в Братске и отправиться в Москву, где Центральная ревизионная комиссия разобралась бы по существу персонального дела.
Арон Маркович осторожно тронул за руку Наймухина. Тот сидел неподвижно, рот распущен, тонкая нитка слюны стекала вниз.
– Иван Иванович, дорогой, скажите хоть что-нибудь… вы не пострадали при падении? Я все болото обыскал! Слава богу, нашел вас… целым и невредимым… Иван Иванович, ну скажите хоть что-то…
– Не мешайте мне, – шепотом произнес Наймухин. – Я слушаю выступление Леонида Ильича.
Гиндин отшатнулся.
– Я торт! – выкрикнул Антонов, выбираясь из травы. Вслед за ним полз Степанов. Головы их покрывали чудовищные напластования грязи, будто они специально облепили себя зловонными комьями.
– И я – торт! Сам Леонид Ильич меня приготовил, – сказал Степанов, пальцем ковырнул грязь на щеке и запихнул в рот.
– Все трое обезумели, – пробормотал Арон Маркович и зарыдал.
Глава 7
– Свободен он, – сказал Ариэль Миранде, которая зябко куталась в перьевой плащ, – пока отец твой занят местью обидчикам своим, бери его с собой и покажи жилище ваше, и где отец хранит сокровище всей жизни.
Иван сбросил с плеча бревно, пошатнулся, но Миранда подхватила его под руку и помогла сесть.
– Все тело ломит, – простонал Братов, – как будто бревна я таскал всю ночь…
– Так оно и было, – тихо сказала Миранда, утирая перьями капли дождя и пота с лица Ивана. – Отец мой морок на тебя наслал, как будто злые люди заставили тебя таскать деревья туда-сюда без всякой цели. Прости его, порой не ведаем какую боль творим для тех, кого мы любим. С тобою так сурово обращаясь, хотел любовь твою он испытать ко мне, Миранде.
Братов посмотрел на Миранду и отвел глаза.
– За то, что выдержал ты испытанье с честью, приданое свое тебе я покажу, – Миранда потянула его за руку и заставила встать. Иван поморщился от ноющей боли в мышцах. – Пойдем, пойдем скорее, суженный ты мой, могущества отца секрет тебе раскрою.
– Могущества? – Иван огляделся, но вокруг расстилалось все то же болото. Прямо перед ними маячила опора электропередач – не заброшенная, а вполне действующая, с горящими на вершине сигнальными огоньками. Если прислушаться, можно услышать потрескивание – по проводам стремительно текла могучая электрическая река. – Ну, что ж… пускай по-твоему пока все будет…
Миранда легко отыскала в плотных зарослях травы и тростника тропинку, ее голые ноги по щиколотку погружались в грязь. Братов осторожно шел вслед за ней, морщась от густеющего болотного смрада. Справа и слева от тропинки густились темные силуэты затонувшей техники, словно огромные доисторические животные увязли в трясине, да и сдохли, оставив после себя лишь костяки, кое-где прикрытые кусками истлевшей шкуры.
Постепенно тропинка поднималась вверх, хлюпанье под ногами прекратилось, стало немного суше, но клубящийся туман не позволял хорошенько разглядеть окрестности.
– Уже пришли мы, – повернулась к Ивану Миранда. – Вот дом мой и отца, в котором столько лет прожили мы.
– Лет? – переспросил Иван. – Позволь, но с дня того, когда на вертолете он исчез, прошли всего лишь… месяцы… не годы!