Проба на излом

– С этими ночными посиделками последнего здоровья лишишься. Как наш план?

– Я переговорил с кем нужно в Совмине, – так же шепотом ответил Севастьянов. – Над Гидромедведем сгущаются тучи. Надо немного подождать, и грянет гром.

– Завтра лечу в Москву на заседание Академии наук. Могу в цека зайти, лично, так сказать, донести нашу обеспокоенность.

– Было бы нелишним, – Севастьянов вытянул из кармана заветный блокнотик, перелистнул странички, украшенные фамилиями людей, которых обычные товарищи видят лишь в президиуме на съездах партии, да на Мавзолее во время парадов и демонстраций. – Я дам несколько телефончиков и инструкции.

– К тому же это несчастье с его сыном… – скривился Антонов. – Сам к молодухе ушел, а теперь за родную кровь переживает. Может, еще на аморалку надавить? Как с Козыревым? А заодно протежирование… Начлаба Братову не за красивые глаза дали.

– ТЫ ЛЖЕШЬ!

Смешок застрял у Севастьянова в горле. Антонов выпученными глазами смотрел на подельника. Они одновременно втянули головы в плечи и осмотрелись, но планерка шла в привычном режиме. Обсуждали какие-то приямки, которые выкладывали в один кирпич, а следовало по ГОСТу делать заливку.

– Вы же знаете, Иван Иванович, – устало бубнил начальник СМУ, – мы все делаем по проекту, а согласно проекту приямки – кирпичные…

– Кто рисует эти проекты? – Наймухин нахмурился. – Мальчики и девочки в теплых комнатах! А вы – кирпич, проект!

– Ты… ты слышал? – прошептал Севастьянов.

Антонов отчаянно замотал головой, но в расширенных от ужаса глазах читалось: слышал! И слышал хорошо!

Дверь в кабинет распахнулось, сквозняк ледяной метлой прошелся до окна, выметая наружу дым сигарет и удушливый запах усталых тел, и внутрь вошла процессия странных фигур, несущих на многочисленных подносах яства, которые вряд ли приготовили в столовой Управления.

Впереди, торжественно, на подносах несли головы, искусно сделанные из шоколада и крема, и Антонов несколько раз усиленно сморгнул, прежде чем окончательно убедился: вслед слуховым пришел черед визуальных галлюцинаций. Ему в руку вцепился Севастьянов и даже, кажется, тихонечко завыл, как воет пес, получивший взбучку от пьяного хозяина.

Кремово-шоколадные головы поставили перед ними, дабы каждый из сидящих за столом мог убедиться в их портретном сходстве с заместителем директора Братскгэсстроя товарищем Севастьяновым и директором НИИ электричества и перспективных источников энергии товарищем Антоновым.

– Кушайте на здоровье, – сказал возглавлявший процессию человек голосом, который Антонов и Севастьянов много раз слышали с высокой трибуны съездов, конференций и пленумов, и только это заставило их оторваться от созерцания собственных голов в виде шедевров кондитерского искусства и посмотреть на говорящего. Тот по-доброму смотрел на них и двигал могучими бровями.

– Товарищ Леонид Иль… – у Севастьянова сел голос.

Антонов попытался встать, но не смог. Ноги отказывались служить.

Они все стояли перед ними. Все члены Политбюро ЦК КПСС в полном составе. Обряженные в дурацкие поварские колпаки и белые фартуки прямо поверх украшенных неисчислимыми рядами наград могучих двубортных пиджаков.

– Спасибо, товарищи, – сказал Наймухин. – Очень вовремя. Всем нам необходимо подкрепиться. Вопросов в повестке много, поэтому прошу, – директор сделал широкий жест. – Товарищ Севастьянов, вас не затруднит разрезать торт? Передайте товарищу Севастьянову нож.

Севастьянов машинально взял нож, протянутый ему товарищем Черненко, и тут его прорвало:

– Мы не виноваты пред тобой ни в чём, мы верой, правдой здесь служили, и в мыслях не помышляя ни о чём, крамолу мы с порога отвергали…

– ТЫ ЛЖЕШЬ!

Воздух в кабинете содрогнулся, стол затрясся. Однако сидящие невозмутимо продолжали пить чай, хрустеть печеньем, шуршать обертками конфет.

– ПРЕСТУПНИКИ ВЫ ТРОЕ, И СУДЬБА, КОТОРОЙ ВСЕ ПОДВЛАСТНО В ЭТОМ МИРЕ, ВЕЛЕЛА ЭЛЕКТРИЧЕСКОЙ РЕКЕ ИСТОРГНУТЬ ВАС В ЗЛОВОННЫЕ БОЛОТА. ВЫ НЕДОСТОЙНЫ ЖИТЬ СРЕДИ ЛЮДЕЙ. Я ОБРЕКАЮ НА БЕЗУМЬЕ ВАС!

– Ты кто?! – отчаянно завопил Севастьянов.

– Кто ты?! – завыл в тоске Антонов.

– Я – БРАТСКАЯ ГЭС! ЗАЧИТАЙТЕ ОБВИНЕНИЕ!

Шеф-повар пожевал губами, повел плечами, отчего многочисленные награды на пиджаке сурово звякнули, достал из кармана очки, из другого – пачку бумаг, шаркающей походкой взобрался на трибуну, оглядел зал, вызывая долгие и продолжительные аплодисменты.