Проба на киллера

А тут опять всплыло на свет божий уже остывшее дело о «ковбоях». Принимая во внимание теперь уже доказанный факт их нападения на Полунина за сутки до его гибели, следователь, которому некоторое время назад было передано дело о «ковбоях», счел необходимым вынести решение о взятии под стражу Евгения Ушакова. И тотчас же мадам Ушакова, совладелица крупного продуктового магазина, наняла одного из лучших в городе адвокатов. Адвокат тотчас же направил в прокуратуру свои доводы в пользу освобождения этого недоросля из-под стражи. Неизвестно, предпринимала ли мадам Ушакова еще какие-либо шаги, но ее сыну вскоре была изменена мера пресечения: содержание под стражей заменили подпиской о невыезде из города.

Теперь Брянцеву приходилось ломать голову, чтобы осмыслить этот невероятный, с его точки зрения, факт двойного нападения на Полунина. Нападения, которого, как еще совсем недавно утверждал Брянцев, не могло быть, потому что «такого не может быть никогда». И однако же это случилось. Через сутки после нападения на него «ковбоев» Полунин был задушен умелыми, недрожащими руками человека, которого он, по всей видимости, хорошо знал и с которым не побоялся вернуться следующей ночью на то самое место, где его уже пытались душить.

Невероятно, чтобы он отправился туда с Германом Щегловым, к которому открыто ревновал жену. Зато мог пойти с Митрофановым, своим «лучшим другом-собутыльником». Однако не шла, никак не шла Алику Митрофанову роль коварного и хладнокровного убийцы, способного заранее приготовить орудие убийства, завести друга-приятеля в темный уголок, а там, распив с ним бутылку водки, внезапно набросить ему на шею веревочную удавку и ловко, аккуратно, в считанные мгновения затянуть петлю. Не мог такое представить себе Брянцев. И все-таки снова и снова мысленно возвращался он к тем местам допросов Митрофанова и Квасовой, где речь заходила о том, как Алик провел ночь с одиннадцатого на двенадцатое августа. Вначале Митрофанов заявил, что просыпался этой ночью «минут на сорок или двадцать», а затем Квасова внесла корректив: нет, не этой, а предыдущей ночью он просыпался, а после этого Митрофанов изменил свои первоначальные показания: нет, не просыпался он в ту ночь, когда случилось убийство. Ну, разумеется, он мог перепутать, подзабыть, а Квасова напомнила ему, в какую именно ночь он просыпался «по интимному вопросу».

Но почему всякий раз, когда разговор касался алиби Митрофанова, на лицах обоих был написан неприкрытый страх? Такой же страх выражали их лица и при одном лишь упоминании имени Щеглова. Не связано ли пробуждение Митрофанова — именно в ночь убийства — каким-либо образом с фигурой Щеглова? Разве не мог Митрофанов по вызову Щеглова выйти в ту ночь из дому? Вполне. А разве не мог Щеглов подговорить слабовольного Митрофанова, чтобы тот вызвал Полунина на улицу? И что дальше? А дальше, поманив Алексея бутылкой, привести на школьный двор, куда незаметно для Алексея подойдет и Щеглов. Во время пьяного разговора собутыльников тот мог подкрасться к Полунину сзади и… Даже проще: вполне мог Щеглов задушить Полунина и на улице, возле школы, а затем с помощью Митрофанова занести труп во двор и оставить под яблоней.

Но что-то мешало Брянцеву принять эту версию, хотя и не мог он себе внятно объяснить, в чем тут дело. Скорее всего, дело упиралось опять-таки в отсутствие доказательств.

Во время очередного допроса Митрофанов проговорился о том, что будто бы накануне убийства Щеглов обронил в сердцах такие слова: «Лешка трется возле Нади. Пора кончать с этим». И будто бы он, Митрофанов, говорил Герману, чтобы тот оставил Надю в покое: «а то Лешка вон как психует». А Герман только посмеивался в ответ: дескать, сама на него вешается. «Нашел бы себе какую помоложе», — советовал ему Митрофанов. А тот будто бы отвечал, посмеиваясь: «У молоденьких бабок нет».

— Вам не кажется, что слова Щеглова «пора кончать с этим» целиком выдают его ближайшие планы в отношении Полунина? — спросил Горелов Брянцева.

— Смотря что понимать под «этим». Если неопределенность их отношений с Полуниной, то, возможно, он собирался каким-то образом поторопить ее с разводом, возможно, что она уже имела с мужем разговор на эту тему. Оттого он и нервничал последние дни. Оттого и пил по-черному.

— Надо же, какое совпадение: «пора кончать с этим», — сказал Щеглов, и ближайшей же ночью неизвестный благодетель-убийца решил все его проблемы!

— Повод для размышлений, безусловно, есть, — покивал Брянцев.

— Одно утешает, — усмехнулся Горелов, — что в глубине души вы в чем-то иногда соглашаетесь со мной.

— Бывает. Даже больше скажу: в чем-то наши позиции и впрямь, кажется, сблизились. Хороший признак. У меня такое чувство, что уже скоро мы ухватимся за ниточку. Нам ведь только бы за что-то ухватиться, а там…

Горелов хмыкнул:

— Вы оптимист, Сергей Алексеич!

Брянцев в ответ тоже хмыкнул, однако в отличие от насупившегося Горелова явно был в приподнятом настроении и не скрывал этого.

— В твоих устах, Володя, слово «оптимист» звучит как ругательство, — с благодушной улыбкой проговорил он.