Проба на киллера

Брянцев с трудом узнал ее в женщине, которая прошла через кабинет к его столу. Вместо распущенных по плечам пышных волос с кокетливой челкой на лбу — наспех завязанный на затылке узел. Глаза подпухшие — должно быть, плакала незадолго до того, как отправиться на допрос. И никакой косметики. Южный загар с тусклым сероватым оттенком только подчеркивал неотвратимые признаки увядания, которые с помощью умело наложенной косметики еще можно было скрыть от посторонних глаз, но никак не от глаз мужчины, который живет с тобою и видит тебя такой, какая ты есть в натуральном виде.

Как ни крути, думал Брянцев, глядя на Полунину с невольной жалостью, а в бескорыстную любовь цветущего тридцатилетнего мужчины к этой стареющей сорокадвухлетней женщине поверить ой как трудно! Бывает, конечно…

— За что мне такое наказанье? — спросила Полунина тихим надрывным голосом. — Который раз вызываете как преступницу, посадили бы уж тогда за решетку…

— Да ведь вы догадываетесь, Надежда Васильевна, для чего я вас нынче опять вызвал! — живо проговорил Брянцев, глядя Полуниной в глаза. — Ведь догадываетесь? Если честно?

— Я что хочу сказать? Ума не приложу, для чего вам это понадобилось, — ответила Полунина, не отводя от следователя глаз, в которых блестели злые слезы.

Брянцев вздохнул.

— На последнем допросе вы показали, что впервые увидели Щеглова только второго августа, когда он принес на себе пьяного Алексея. Однако свидетели показывают другое…

Полунина возмущенно тряхнула головой:

— Я что хочу сказать? Все это чьи-то выдумки!

— …Например, работающая вместе с вами в «Эльдорадо» Петренко показала, что вы познакомились с Германом Щегловым еще в июне…

Глаза у Полуниной удивленно расширились.

— Даже не знаю, для чего это Алле понадобилось!

— Щеглов обедал за вашим столом, и вы с ним здоровались.

— Посетители ресторана обычно здороваются с официантками, для этого не обязательно быть знакомыми.

— Вам известно, что Щеглов сожительствовал с Петренко?

Полунина пренебрежительно выпятила губы.

— Не сомневаюсь, что Алла сожительствовала с мужчинами. Но почему я должна знать всех ее сожителей?

— Но потом-то, потом-то, когда вы близко познакомились со Щегловым, неужели не вспомнили, что он приходил к вам обедать?

— У меня много было клиентов…

— А сам Щеглов? Он тоже вас не вспомнил?

Глаза Полуниной опять увлажнились.

— У меня такое подозрение, что Алла зачем-то решила оговорить нас с Германом. Видать, не простила ему, что он… предпочел ей меня… Если, как вы говорите, у них там что-то было… И решила отомстить нам обоим? — последнюю фразу Полунина произнесла с вопросительной интонацией.

Брянцев невольно улыбнулся.

— Мстительное чувство Петренко как-нибудь проявлялось при вашем общении?

— Вообще-то я заметила, что ее отношение ко мне с некоторых пор изменилось в худшую сторону, — ухватилась Полунина за подсказку.

Брянцев переключился на другой эпизод:

— Вы помните, как второго августа вы подошли к наркологическому отделению, и там уже были Щеглов с Ястребковым. И вы угостили их коньяком, который принесли с собой в сумке.

— Я не помню, чтобы когда-нибудь распивала возле наркологии коньяк, — заявила Полунина, и на щеках ее выступили красные пятна. — В наркологии этим летом лечился мой муж. Я, конечно, навещала его. В одной палате с ним лежал и Митрофанов. Обычно мы с Лешей сидели на лавочке у входа. Иногда к нам подсаживались Алик с Ольгой, и я угощала их чем-нибудь вкусным из ресторана. Но коньяк я с ними никогда не пила.

— Не с ними, а с Ястребковым и Щегловым, — поправил ее Брянцев. — Пили коньяк и договаривались с Германом Щегловым, с этим, как вы утверждаете, не знакомым вам человеком, о совместной поездке на юг.

— Когда это было? — с каменным лицом спросила Полунина.

— Второго августа.

— Вы это говорите со слов Алика и Ольги? Что ж, я понимаю, почему они такое наговорили на меня, — Полунина грустно покачала головой.

— Неужели со зла?

— А как вы думаете? — воскликнула Полунина. — Если я его выставила из своей квартиры?

— Он, что, такой обидчивый, что мог возвести на вас напраслину?

— Получается, что мог, — сказала Полунина и обиженно поджала губы.

— А почему бутылка с коньяком в вашей сумке была откупоренной? Вы, что, прихватили коньяк из ресторана?

— Что значит «прихватила»? — возмутилась Полунина. — Не думаете ли вы… Я заплатила за этот коньяк, к вашему сведению!

Брянцев улыбнулся:

— Вот видите, вы все-таки приносили коньяк в наркологию!

Полунина поняла, что проговорилась, но деваться ей уже было некуда.

— Это получилось случайно! — проговорила он с обидой, смущением и злостью. — Я везла его домой, а по дороге заехала к заболевшей официантке, проведала ее. Ну, и выпили по рюмочке. А потом я зашла в наркологию, посмотреть, что поделывает мой муж. Прихожу, а его нет нигде, и никто не знает, куда он подевался… Тут Алик углядел у меня в сумке бутылку. Пришлось угостить их с Ольгой. А все остальное они придумали, и я не знаю, какую цель они преследуют…

— И Щеглова с Ястребковым вы не угощали возле наркологии коньяком?

— Я этого не помню, — ответила Полунина.