Эти пророчества в полной мере оправдались. В последние годы мы столкнулись с появлением новых, притом опаснейших видов противоправного поведения по отношению к окружающей среде. Это захоронение на территории России сотен тонн радиоактивных, токсичных, опасных медицинских отходов, ввозимых тайком из других государств. Так же поступают и отечественные предприятия, вырабатывающие опасные отходы и под прикрытием фальсифицированных документов или даже без них сбрасывающие эти отходы в лесах, на городских свалках без принятия каких-либо мер предосторожности. Недооценка опасности экологических преступлений привела к резкому обострению экологической ситуации в России как части территории бывшего СССР, возникновению зон экологического бедствия.
Все это заставило взглянуть на экологические преступления не как на деяния, истощающие природные блага, даруемые природой, а как на преступления, подрывающие биологическую основу существования, обеспечения здоровья и жизнедеятельности всего живого на Земле. Такой подход принципиально изменил представления об общественной опасности этих преступлений, «перевел» их из экономической хозяйственной сферы в сферу обеспечения выживания человека как биологического вида.
Между тем, к началу 90-х годов прошлого века стало очевидно, что практика применения уголовного закона не в полной мере стала отвечать требованиям борьбы с преступлениями экологического характера[307]
. Уголовно-правовые нормы об охране окружающей среды существенно устарели как в концептуальном, так и в технико-юридическом смысле.Действующее в то время уголовное законодательство не учитывало качественного изменения характера экологических преступлений. Оно отражало безнадежно устаревшие концепции приоритета экономических интересов над экологическими, которые закладывались в государственные планы социального и экономического развития в первый период становления советского государства и затем в последующем. Нормы об ответственности за посягательства на окружающую среду были расположены в различных главах УК РСФСР 1960 г. Это препятствовало созданию единой системы экологических преступлений в уголовном законодательстве.
Это законодательство было несовершенно еще и потому, что в нормах, описывающих экологические преступления, как отмечает, например, Э.Н. Жевлаков, «имеются неточности, пробелы, повторы, употребляются излишние слова, неясные смысловые выражения, совпадают признаки преступления и проступка»[308]
.Все эти обстоятельства и предопределили необходимость выделения в самостоятельную главу УК РФ 1996 г. экологических преступлений.
Рассматриваемая разновидности пробелов более характерна для Особенной части уголовного законодательства, но может встречаться и в его Общей части.
В качестве примера можно привести нормы, регулировавшие в УК 1960 г. институт соучастия. Ранее действовавшее законодательство об ответственности за соучастие и групповую преступную деятельность было построено на старых принципах классического направления в уголовном праве, когда в качестве основания ответственности берется конкретное деяние исполнителя. В том виде, в каком институт соучастия был закреплен в ранее действовавшем законодательстве, он позволял рассматривать совместное участие двух и большего числа лиц применительно к отдельно взятому преступлению, и не давал возможности рассматривать совместность участия применительно к преступной деятельности. Одним словом, действовавшие на тот период нормы о соучастии не создавали должных условий для эффективной борьбы с организованной преступностью.
Неблагоприятные же тенденции, проявившиеся в это время в групповой и организованной, рецидивной и профессиональной преступности, требовали пристального внимания. Организованная преступность в России начала 90-х г.г. XX века уже вышла за рамки законодательной рекомендации института соучастия, а «...отдельные положения закона о групповой преступности (виде преступления) имеют пробелы, отстали от жизни»[309]
. Эта точка зрения разделялась большинством ученых и практических работников[310]. В этой связи в 1994 году в УК РСФСР была закреплена норма об особенностях уголовной ответственности лиц, совершивших преступление в составе организованной группы (ст. 171 УК РСФСР). Тем самым в законодательстве была сконструирована новая форма соучастия[311].