чувствительных порывов», то очень просто попасть в ханжи. Но, как
пишет сам же Ю.Рюриков, чьи слова мы выше цитировали, «такое антиханжество явно смыкается с ханжеством: телесная любовь (читай
половые отношения - Л.Г.) для них обоих – что-то животное»134. Те
130
Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. – С. 620.
Нуйкин А. Еще раз о природе красоты // Вопросы литературы. – 1966. – № 3. – С. 106.
132
Рюриков Ю. Три влечения. – С. 67.
133
Кон І. Статева мораль і суспільство // Наука і суспільство. – 1967. – № 10. – С. 16.
134
Рюриков Ю. Три влечения. – С. 64, 143.
131
139
Л.А. ГРИФФЕН
громы и молнии, которые мечут сторонники трактовки любви как
единства «духовного и телесного» против защитников «платонической
любви», обвиняя последних в ханжестве, имеют своей основой представление об аморальности естественных проявлений человеческой
жизни. Для них половое влечение человека – чувство животное, и
только любовь, придающая ему «человеческое выражение», может его
извинить. Только она смывает «грязь» с полового акта. Конечно, в определенных условиях половые отношения без любви должны быть
признаны аморальными. Но при этом ни в коем случае не следует забывать об исторически-преходящем характере такого положения, не
возводить его в ранг «общечеловеческого» установления.
Скажем, «до средних веков не могло быть и речи об индивидуальной
половой любви»135. Таким образом, на протяжении многих столетий половые отношения людей не были связаны с любовью, тем не менее будучи человеческими отношениями. Естественное для обыденного сознания отождествление современного с «общечеловеческим», когда далеко идущие выводы делаются исходя из того, что присуще только
краткому мгновению в жизни человечества, а весь предыдущий период
игнорируется, совершенно недопустимо в научном анализе. И тем не
менее это делается не так уж редко. Вот характерный пример. И.В. Астахов цитирует Эрнста Геккеля: «Вестермарк в своей «Истории человеческого брака» показал, как из грубоживотных форм брака у дикарей
медленно и постепенно выработались более тонкие и совершенные
формы его у культурных народов … Любовь облагораживалась и становилась самым богатым источником высших душевных деятельностей, в
особенности в пластических искусствах, музыке и поэзии»136. Астахов
солидарен с ним: «Геккель прав, поскольку он не рассматривает чувство
любви как извечное и говорит о его постепенном становлении. Действительно, любовь – в ее современном значении – чувство, выработанное
всей историей человеческого развития. Думать, что глубокие чувства и
переживания, симпатии и душевные склонности, а также высшая духовная деятельность существовали извечно и что с ними первобытный мир
знаком так же, как и наша современность, значит допустить серьезную
ошибку»137. Мы же полагаем, что считать изломанные, отчужденные,
потерявшие свою естественность и связь с первоосновой чувства современника выше чувств «дикаря» – человека, если не сознававшего, то ясно ощущавшего свою общественную сущность, – действительно «серь135
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – Т. 21. – С. 79.
Геккель Э. Чудеса жизни. – СПб., 1908. – С. 192.
137
Астахов И. Эстетическое чувство // Эстетика сегодня (Актуальные проблемы). Сб. ст. –
М., 1968. – С. 11-12.
136
140
ПРОБЛЕМА ЭСТЕТИЧЕСКОГО ОТНОШЕНИЯ
езная ошибка», притом более приличествующая мнящему себя «венцом
твореная» самодовольному обывателю, чем ученому.
Точно так же, как у нас нет ни каких оснований считать людей первобытного общества дикарями, нет оснований и для того, чтобы определять половые отношения в этом обществе как «грубо животные».
Человек первобытного общества был человеком в полном и прямом
смысле этого слова, ибо это был свободный человек среди свободных
людей. «А каких мужчин и женщин порождает такое общество, показывает восхищение всех белых, соприкасавшихся с неиспорченными
индейцами, чувством собственного достоинства, прямодушием, силой
характера и храбростью этих варваров»138. Не забудем при этом, что
индейские племена Северной Америки, о которых идет речь, находились уже на стадии разложения первобытнообщинного строя. Только
неравенство, порабощение человека человеком несет с собой всю эту
«грубо животную» мерзость. А в грязи средних веков и буржуазного
«свободного общества» как осколки разбитого зеркала сверкают блестки истинной любви – остатки прошлого и предвестники будущего.
Каковы же судьбы любви в будущем? Уже сейчас, считает Рюриков,
«в эпоху логики, в эпоху плана, учета и расчета роль любви в жизни
общества и в жизни каждого человека снизилась и уменьшилась … Поэтому-то, наверно, и нет сейчас того фанатизма в любви, который сметал с ее пути все преграды. Великая и необыкновенная, любовь стала
превращаться в обыкновенную. Она сошла с арены общественной
жизни и сделалась частью быта»139. Рюриков образно сравнивает любовь с тенью человека, зависящей от того, каков он сам, каковы условия его жизни. Продолжим это сравнение. Тень тем четче, чем ярче и
меньше по размерам источник света. Для человека свет этот – его общественные потребности. И когда объект их удовлетворения сжимался