Утром пятого августа Джейн поселилась в отеле «Риц» на Вандомской площади. Никогда еще она не видела такой шикарной гостиницы. В номере на мраморном столике ее ждала корзинка с бутылкой шампанского и экзотическими фруктами, а рядом лежала открытка из тонкого пергамента, адресованная лично ей и подписанная самим директором. Ванная комната с джакузи, отделанная мрамором и золотом, понравилась бы даже супруге румынского тирана. Огромные окна с портьерами из дамасской парчи выходили на Вандомскую площадь, сверкавшую под дождем, лившим, не переставая, уже двое суток. На следующий день Джейн пришлось встать в семь утра (в Америке в это время был час ночи), то есть фактически поспав три часа в номере, стоившем четыре с половиной тысячи франков в сутки, и прочитать за завтраком первую лекцию умытым и разодетым, еще довольно бодреньким старичкам и старушкам, забросавшим ее вопросами об импрессионистах, о которых они знали гораздо больше, чем она сама. На третий день, после поездки на сверхскоростном поезде, «Бургундская Графиня», на которую они поднялись в Лионе, уготовила им сюрприз — это был немецкий пароход. Официанты и горничные говорили по-немецки. «Можно подумать, что мы оказались во Франции в период оккупации», — не без иронии подметили несколько бывших студентов Девэйна, в годы войны участвовавших в десантных операциях. Капитан тоже был немец. Однако ничто: ни безвкусный соус, под которым подавались и мясо, и овощи, и рыба, ни крайняя теснота в каютах, ни бесконечный дождь — не вызвало ни единой жалобы со стороны пожилых пассажиров. Они были в восторге. Они обожали Джейн и хотели знать, когда же наступит их очередь сесть с ней за один столик.
Единственной отдушиной на пароходе была палуба, на которую никто не выходил, поскольку дождь все еще продолжался. Именно здесь Джейн познакомилась с врачом из Германии, молодым и красивым блондином, самостоятельно выбиравшим себе столик в столовой, где Джейн и заметила его впервые, — единственный молодой человек на пароходе в сопровождении ничем не примечательной блондинки. Как-то после обеда, когда дождь немного утих, они стояли, облокотившись на металлические перила, и смотрели на пробегавшие перед их глазами зеленые деревья и живописные окрестности Соны. Он рассказал банальную историю, как восемь лет назад женился на этой блондинке, поскольку она забеременела спустя два месяца после их знакомства. В Баварии, где католические традиции очень сильны, не могло быть и речи об аборте. В то время ей было девятнадцать лет. Она оставила занятия на филфаке и родила троих детей. Ему пришлось отказаться от своей мечты — интернатуры в крупной больнице Гамбурга или Берлина. Теперь он работает терапевтом в городе Айштате, где прошло его детство.
В предпоследний день, после дождя, когда они сидели на палубе на краю мокрых шезлонгов, глядя на солнышко, робко пробивавшееся сквозь тучи, завороженная солнечными бликами оса запуталась в волосах у Джейн, и та закричала от страха, услышав ее жужжание рядом с ухом. Очень осторожно доктор достал осу. Когда он дотронулся до ее виска, Джейн почувствовала легкое дрожание его пальцев и покраснела. Он принялся рассматривать свой указательный палец.
— Она тебя что, ужалила?
— Пустяки, — ответил он по-английски с очаровательным немецким акцентом.
Джейн глянула на часы.
— Пять минут пятого! Моя лекция!
Она побежала вниз по ступенькам. Все уже ждали ее в конференц-зале. Жена врача, сидевшая в последнем ряду, внимательно на нее посмотрела. Джейн покраснела. Немец вошел в зал минутой позже и сел рядом с женой. После лекции, ответив на вопросы, Джейн поискала его глазами. Никого. Она побежала за его женой.
— Ваш муж чувствует себя хорошо?
Молодая женщина остановилась.
— А в чем дело?
— Его ужалила оса, запутавшаяся в моих волосах, — ответила она со смущенной улыбкой. — Поэтому мы немного опоздали.
Немка, побледнев и ничего не ответив, удалилась, и Джейн поняла, что поступила бестактно. Прямо перед ужином организатор поездки, женщина лет пятидесяти, нанявшая Джейн, постучала в дверь ее каюты.
— У жены доктора только что был нервный приступ.
Джейн покраснела.
— Я ничего не сделала.
Женщина улыбнулась.
— Я прекрасно это знаю. Она крайне чувствительна. Наверняка это связано с беременностью.
— Она беременна? — воскликнула Джейн.
— А вы не знали? Поэтому она почти не выходит из каюты: срок небольшой и ее все время тошнит. Знаете, чем вы могли бы ей помочь? Не разговаривайте больше с ее мужем в оставшиеся два дня. — И, заметив, что Джейн стала пунцовой, быстро добавила с добродушной улыбкой: — Я прекрасно знаю, что вы ни в чем не виноваты, но надо войти в ее положение. Она понимает, что вы свободны, независимы, красивы, у вас впереди прекрасная карьера, тогда как она по рукам и ногам связана тремя малышами, а скоро появится и четвертый. Она вам завидует, и это естественно.