Проблема Спинозы

«Великие немцы жили в согласии с природой и ценили свою тонкую физическую организацию и мужественную красоту. И эти принципы были подорваны христианской враждебностью к плоти и сентиментальными идеями о сохранении жизни неполноценных детей, а также позволением преступникам и лицам, имеющим наследственные болезни, передавать свои дефекты следующему поколению. Таким образом, нарушение расовой чистоты вызывает фрагментацию характера, утрату чувства направления, мысли и внутреннюю неуверенность. Немецкий народ рожден не во грехе, но в благородстве… С Ветхим Заветом как книгой религиозных наставлений должно быть покончено раз и навсегда. Вместе с этим будет покончено и с безуспешными попытками последних полутора тысяч лет превратить нас в духовных евреев… Дух огня – героический дух – должен занять место распятия».

Да, подумал он, именно такие слова и привели к тому, что «Миф» оказался в списке запрещенных католической церковью книг за 1934 год. Правда, отнюдь не к несчастью. Это было сущим благословением, увеличившим продажи. Продано более 300 000 экземпляров, и теперь только «Моя борьба» Гитлера обгоняет мой «Миф»… И все же я – эмоциональный банкрот.

Альфред отложил книгу, пристроил голову на подушку и уплыл в размышления.

Мой «Миф» принес мне столько радости – и столько мук! Дерьмоголовые литературные обозреватели – все до единого – использовали термин unbegreiflich (невразумительная). Почему я не ответил им? Почему я не спросил их в публичной печати, приходило ли им в голову, что моя работа может быть слишком тонкой и сложной для мозга насекомых? Почему я не напомнил им о последствиях столкновений между посредственным разумом и великими произведениями, когда низшие неизменно нападают на высших? Чего хочет публика? Она требует глупой вульгарности Юлиуса Штрайхера. Даже Гитлер предпочитает штрайхеровскую манеру выражения. Он каждый раз проворачивает кинжал в моей ране, напоминая, что штрайхеровская газетенка «Штурмовик» регулярно опережает по тиражам мой «Беобахтер»!

И подумать только, ведь ни один из нацистских лидеров так и не прочел мой «Миф»! Только Гесс был откровенен и извиняющимся тоном сказал мне, что старался как мог, но не сумел осилить его трудный текст. Остальные даже не упоминали о книге в разговорах со мной. Вообразите только: такой бестселлер, а завистливые ублюдки меня игнорируют! Но почему это должно волновать меня? Что еще было от них ожидать? Проблема в Гитлере, всегда – в Гитлере! Чем больше я думаю об этом, тем больше убеждаюсь, что мой спад начался в тот день, когда я услышал, что Геббельс рассказывает всем подряд, как Гитлер швырнул книгу на пол, прочтя всего несколько страниц, и воскликнул: «Кто может понять эту чушь?» Да, это и был момент, когда была нанесена смертельная рана. В конце концов, только суждение Гитлера имеет значение. Однако если она ему не понравилась, зачем тогда он велел держать ее в каждой библиотеке и следить за тем, чтобы она была поименована как важнейшее чтение в официальной партийной карточке каждого нациста? Он распорядился, чтобы ее читали даже члены гитлерюгенда. Зачем делать это – и в то же время наотрез отказываться ассоциировать себя с моей книгой?

Его публичную позу я могу понять. Я понимаю, что поддержка католической церкви по-прежнему жизненно необходима для его положения фюрера и, конечно, он не может во всеуслышание поддерживать книгу столь откровенно антихристианскую. Когда мы были молоды, в 20-х годах, Гитлер всем сердцем соглашался с моей антирелигиозной позицией. Я знаю, что это по-прежнему так. В приватной обстановке он заходит еще дальше, чем я: сколько раз мне приходилось слышать, что он вешал бы священников рядом с раввинами! Я понимаю его публичную позу. Но почему не сказать мне что-то одобрительное – хоть что-нибудь – наедине? Почему бы хоть раз не пригласить меня на обед и личную беседу? Гесс рассказывал мне, что, когда архиепископ Кёльнский пожаловался Гитлеру на мой «Миф», Гитлер ответил: «Мне эта книга даром не нужна. Розенберг это знает. Я ему говорил. Я и знать не хочу о языческих штучках вроде культа Вотана и тому подобного». Когда же архиепископ стал настаивать, Гитлер объявил: «Розенберг – наш партийный догматик», а потом попрекнул архиепископа тем, что он сам поднимает продажи «Мифа», столь яростно нападая на книгу. Затем я сказал ему, что готов выйти из партии, если мой «Миф» причиняет ей неудобства, он просто отмахнулся от этой мысли – опять-таки не предложив мне лично встретиться. И тем не менее с Гиммлером он постоянно встречается тет-а-тет, а ведь Гиммлер еще более грубый и агрессивный антикатолик, чем я.