Проблема Спинозы

Альфред кивнул и отвернулся к окну, радуясь, что шум делает дальнейший разговор с Поповым и остальными двумя пассажирами невозможным. Он подумал о комментарии Эккарта насчет «дружеского трепа»… почему ему с таким трудом дается легкая болтовня? Почему он такой скрытный? Почему он не сказал Эккарту, что лишь однажды путешествовал в Швейцарию со своей теткой, и еще несколько лет назад, прямо перед тем как разразилась война, – вместе с невестой Хильдой побывал в Париже? Возможно, ему просто хотелось вымарать из истории свое балтийское прошлое и родиться в фатерлянде заново как гражданин Германии… Нет, нет, нет – он понимал, что причины этого уходят глубже. Ему всегда было страшно раскрываться. Именно поэтому два его разговора в пивной с Фридрихом были такими необыкновенными и такими… освобождающими. Он попытался копнуть глубже, заглянуть в собственную душу, но, как всегда, сбился с пути. Мне нужно меняться… я должен снова навестить Фридриха.

На следующий день Попов доверил Альфреду обсуждать с возможным спонсором платформу партии и объяснять, почему эта партия единственная способна остановить иудеобольшевиков. Банкир, у которого на мизинце ослепительно сияло бриллиантовое кольцо, спросил Альфреда:

– Я так понимаю, что официальное название вашей партии – это Национал-социалистическая немецкая рабочая партия. По-немецки – Nationalsozialistische Deutsche Arbeiterpartei?

– Да.

– К чему вам такое неуклюжее и смутительное название? Смотрите, в ее названии «национал-» подразумевает правых, «социалистическая» – левых, «немецкая» – опять правых, а «рабочая» – снова левых! Это невозможно! Как ваша партия может быть всем сразу?

– Именно этого и хочет Гитлер – быть всем для всех людей. Кроме евреев и большевиков, конечно! У нас долгосрочные планы. Наша первая задача – в ближайшие несколько лет войти в парламент крупным представительством.

– Пф-ф, парламент! Вы, что же, верите в то, что невежественные массы могут управлять государством?

– Нет. Но сначала мы должны добиться власти. Наша парламентарная демократия фатально ослаблена наступлением большевиков, и я обещаю, что мы со временем полностью покончим с такой системой. Гитлер повторял мне эти самые слова множество раз. И в своей новой платформе он сделал цели партии предельно ясными. Вот, я привез с собой экземпляры этой новой программы – «25 пунктов»…

По завершении всех визитов Попов одарил Альфреда пухлым конвертом с французскими франками.

– Отличная работа, герр Розенберг! Эти франки будут сопровождать вас в ваших европейских странствиях. Ваши презентации были превосходны, как и уверял меня герр Эккарт. И на таком хорошем русском языке! Это произвело на всех крайне благоприятное впечатление.

* * *

Впереди целая свободная неделя! Какое наслаждение – просто ехать туда, куда душа пожелает! Эккарт был прав: он действительно слишком много работает. Шагая по улицам Парижа, Альфред сопоставлял их веселье и изобилие с мрачностью Берлина и бедностью возбужденно кипящего Мюнхена. В Париже шрамы войны были почти незаметны, его горожане казались хорошо питающимися людьми, рестораны ломились от посетителей. И притом Франция, наряду с Англией и Бельгией, сосала из Германии кровь и жизненные силы с помощью драконовских репараций! Альфред решил провести в Париже два дня (его манили художественные галереи и торговцы искусством), потом сесть на поезд, идущий на север, в Бельгию, а затем – в Голландию, страну Спинозы. Оттуда он намеревался предпринять долгое путешествие по железной дороге домой через Берлин, где собирался заглянуть к Фридриху.

Столица Бельгии, Брюссель, пришлась Альфреду не по вкусу. Ему был ненавистен вид бельгийских правительственных зданий, тут враги Германии только и занимались тем, что придумывали новые способы ограбить фатерлянд. На следующий день он посетил немецкое военное кладбище в Ипре, где немцы понесли чудовищные потери в мировой войне и где столь храбро сражался Гитлер. А потом устремился на север, в Амстердам.

Альфред не имел представления, что он ищет. Он знал только, что проблема Спинозы никуда не делась, что она так и зудит в закоулках его души. Его по-прежнему интриговал этот еврей, Спиноза… Нет, сказал он сам себе, не интриговал, будь честен: он тебя восхищает – так же, как восхищал Гете. Альфред так и не вернул в библиотеку свой экземпляр «Богословско-политического трактата». Часто мучимый бессонницей, он по ночам в постели прочитывал по нескольку абзацев этой книги. По какой-то необъяснимой причине, забираясь в постель, он ощущал странную тревогу и боролся со сном. И об этом тоже надо было поговорить с Фридрихом.