Проблема Спинозы

Напротив через улицу была большая ашкеназская синагога – более темная, приземистая и менее претенциозная. А на расстоянии квартала от обеих синагог находилось место, где некогда родился Спиноза. Тот дом был давным-давно снесен, а на его месте возведена массивная католическая церковь Моисея и Аарона. Альфред уже с нетерпением предвкушал, как расскажет об этом Гитлеру. Это был яркий пример того, что оба они так остро ощущали – что иудаизм и христианство суть всего лишь две стороны одной медали. Альфред улыбнулся, припомнив подходящую к случаю фразу Гитлера – все-таки этот восхитительный человек мастерски обращался со словом: «Иудаизм, католицизм, протестантизм – да какая между ними разница? Все они – части одного и того же религиозного мошенничества».

Следующим утром он поднялся на паром, идущий в небольшой городок – даже, скорее, деревню – Рейнсбург: место, где находился музей Спинозы. Хотя поездка на пароме заняла всего два часа, длинные и жесткие деревянные скамьи, на которые усаживалось по шесть человек в ряд, заставили ее казаться не в пример продолжительнее. От ближайшей к Рейнсбургу остановки парома нужно было добираться до него еще три километра, и Альфред проделал этот путь в запряженной лошадьми повозке. Музей оказался маленьким кирпичным домиком с прикрепленными на внешней стене номером 29 и двумя табличками. Первая сообщала:

Дом Спинозы

С 1660 г. – дом местного врача

Философ Б. де Спиноза жил здесь с 1660 по 1663 год.

На второй табличке было четверостишие:

Когда бы мудрецами свет был обитаем
И доброй воли полон был бы каждый взгляд,
Наверное, сей мир мы называли б раем,
Теперь же он – увы! – весьма похож на ад.

Чушь какая, подумал Альфред, Спиноза был окружен идиотами! Обходя здание, он выяснил, что музей занимал только половину дома, а в другой половине жило деревенское семейство, которое пользовалось отдельным боковым входом. Наличие старого плуга, стоящего в проулке, позволяло предположить в них обычных крестьян. Притолока музея была такой низкой, что Альфред должен был нагнуться, чтобы пройти в дверь. Потом ему пришлось заплатить за вход еврею-смотрителю в сильно поношенной одежде, который, похоже, только что очнулся от дремоты. Ну и зрелище представлял собою этот сторож! Он явно не брился несколько дней, а под его заплывшими глазами набрякли мешки. Альфред был единственным посетителем и оглядывался по сторонам с неодобрением: весь музей состоял из двух небольших комнатушек размером 2,5 на 3 метра, в обеих были окошки с маленькими стеклами, выходящие на яблоневый сад позади дома. Одна комната не представляла никакого интереса, поскольку в ней стояло обычное для XVII века оборудование для полировки линз. Зато другая восхитила Альфреда: она содержала личную библиотеку Спинозы в почти двухметровой ширины книжном шкафу, простиравшемся вдоль одной из стен и закрытом стеклянными панелями, отчаянно нуждавшимися в помывке. Толстый красный витой шнур, поддерживаемый четырьмя вертикальными стойками, не давал подойти близко к шкафу. Полки ломились от тяжелых фолиантов, большинство которых стояли вертикально, но те, что больше размером, лежали друг на друге. Все они были «одеты» в солидные переплеты, датированные XVII веком и даже ранее. Вот это было истинное сокровище! Альфред силился сосчитать названия – их было хорошо за сотню. Сторож, сидевший на стуле в углу, выглянул из-за своей газеты и пробурчал:

– Honderd negen en vijftig.

– Я не говорю по-голландски. Только по-немецки и по-русски, – отозвался Альфред, и сторож сразу же переключился на превосходный немецкий:

– Ein hundert neun und funfzig[86], – а потом возобновил свое чтение.

На прилегающей стене располагалась маленькая стеклянная витрина, в которой были выставлены первые пять изданий «Богословско-политического трактата» – той самой книги, которую Альфред носил с собой в сумке. Каждое издание было открыто на титульной странице. И, как гласили предисловия на голландском, французском, английском и немецком языках, осуждали эту книгу столь пламенно, что нигде не было упоминания ни об авторе, ни о выпустившей ее печатне. Более того, все пять изданий публиковали в разных городах.

Сторож пригласил Альфреда подойти к письменному столу и оставить свою подпись в книге посетителей. Подписавшись, Альфред, любопытствуя, перелистал страницы, просматривая имена других гостей. Сторож протянул руку, перевернул несколько страниц, указал на подпись Альберта Эйнштейна с датой – 2 ноября 1920 года – и, постучав пальцем по странице, с гордостью сказал: