Проблески жизни

Профессор (улыбается). Счастливого пути. И помни наши разговоры – всю судьбу не высчитаешь!

Художница и ее долина

(Антураж: долина холмов, усеянных древними соснами. В желобе долины сидит девушка за мольбертом. Сарафан скрывает ее хрупкое тело, а русые кудри выходят из под шляпы. Внезапно покой художницы нарушает плечистый юноша).

Романтик. Я направляюсь к круговерти хаоса.

Художница. Вижу, ты настроен решительно. Я немногих пускаю через долину. Когда-то я создала ее на холсте, а теперь только правлю по настроению. Долина призвана сдерживать мир от расслоения на образы. Если какой-нибудь нечестивый попадет через нее к круговерти, он растормошит само сердце сюрреализма. А люди без того чаще выбирают ирреальную, нежели символьную жизнь.

Романтик. Я как раз иду справиться с тем сюрреализмом, что есть в каждом из нас. А после направлю его в осмысленное существование.

Художница. Хорошо. Между долиной и круговертью находятся болота беспамятства. Ступай. Я пока подберу кисть для размытия ландшафта и наведу на топи туман. По нему ты сможешь пройти к хаосу.

Романтик. Спасибо тебе.

Художница. Но действуй быстрее. Туда ты должен добраться к наступлению ночного пейзажа.

Романтик достигает круговерти

Юноша шел по болотам, точно приподнятый туманом. Прошлое казалось ему несущественным. Все, что происходило с ним когда-то, уходило в марево и замешивалось там со сновидениями, фантазиями, воспоминаниями. Каждое «вчера» затерялось в других и сделалось неразличимым перед настоящим.

Вскоре романтик вышел с болот к обширным полям. На длинной дороге вдалеке он увидел собрание из высоких деревьев. На равнину ложились сумерки.

Когда юноша добрался до деревьев, он обнаружил круг из берез.

«А что там за овальный постамент?» – мелькнуло у него в голове.

Романтик прошел между деревьев. Внутри он глянул наверх и увидел звездное небо. Неожиданно постамент под ним зашевелился и начал раскручиваться.

Вот звезды уже петляли в круговерти ветвей. Юноша продолжал смотреть на них через кроны деревьев, образующие телескоп.

Наконец каменная платформа устремилась к небосводу, где романтик созерцал тысячи образов в тысячи светилах.

Ему открылись процессы организации планет и звезд, жизни, науки и поэзии. Там из бесформенных и флуктуирующих материй постепенно выделялись зримые силуэты и контуры, затем отдельные четкие изображения.

Идеи здесь обретали последователей, чувства – плоть, а красота приводила в оцепенение.

Некая субстанция тянулась в разные стороны и особо упорные точки, концентрирующие вокруг целые области культуры, расширяли сферу человеческого.

В фантасмагории романтик увидел и самого себя. На мгновение ему показалось, что он полностью ясен в своем отражении, а все тревоги покинули его. Но хаос начал закручиваться обратно.

Прежде чем это произошло, в очень плотном и емком созерцании, которое можно было воспринять только непосредственным чувством, он понял для чего шел к круговерти.

Но ослепительная вспышка не позволила ему сформировать какую-либо мысль и зафиксировать ее в словах. Романтик перенесся обратно к долине художницы.

– Ты вернулся туда, где все начиналось – заговорила пейзажистка с юношей, когда тот подошел к мольберту. Рядом на стойке висел фонарь и освещал полотно.

– Да. И хоть с хаосом совладать невозможно, его след на душе будет делать меня увереннее, перед неизвестностью жизни.

После сказанного романтик отправился своей дорогой, а художница завершала ночной пейзаж. Над лесом в блеске фонаря отсвечивалась луна.

Сказочный зов

Посвящается Леониду Аронзону

Романтик (шепотом). Вот оно – то место из снов – древний храм. Но где молодой мужчина, что звал на помощь? Помню, как я проснулся, и пошел дождь. Но туда ли он меня привел?

(Романтик замечает пожилого мужчину на руинах).

Пожилой мужчина. Здравствуй, юноша.

Романтик. А вы кто? Я совсем не вас искал.

Пожилой мужчина. Я – сторож.

Романтик. И что же вы сторожите? Храм заброшен, могилы запустели. Одни колонны остались, да терновник кругом.

Сторож. Я вечность сторожу. А руины сами по себе храм.

Романтик. А вы не видели рядом мужчину, похожего на Аристотеля, – взглядом и бородой?

Сторож вечности. Как бы ни выглядел мужчина или юноша оказавшийся здесь – он все только одно. Сюда стекаются прошлое, настоящее и будущее, чтобы на миг стать неразличимыми, и разбежаться вновь.

Романтик. Но я ведь не он… И что значат его слова, которые он бормотал, как заклинание, в моем сне: «Я – твой двойник, твержу в дорогах тебе, ты – зеркало мое»?