Проблески золотого детства

Когда я впервые встретился с Сиддхартой, романом Германа Гессе, я не мог поверить, что это было написано про реку, которую я так хорошо знал. И я прекрасно знал, что Гессе всего лишь фантазировал — прекрасное воображение потому что он умер, не став буддой. Он был способен создать Сиддхарту, но не смог стать Сиддхартой. Но когда я встретил его описание реки и настроений, перемен, чувств реки, я был ошеломлен. Я был впечатлен описанием реки больше, чем чем-то еще. Я не могу сказать, как долго я любил эту реку - кажется, что я родился в ее водах.

В деревне моей Нани я постоянно был или па озере, или на реке. Река была немного далековато, возможно, на расстоянии двух миль, поэтому я чаше выбирал озеро. По иногда я ходил на реку, потому что качество реки и озера совершенно разные. Озеро в определенном смысле мертвое, закрытое, не текучее, устойчивое. Вот смысл смерти — она не динамична.

Река всегда в движении, спешит к какой-то неизвестной цели, возможно, совершенно но зная, что это за цель, но она достигает, зная или не зная она достигает цели. Озеро никогда не движется. Оно остается там, где оно есть, спящее, просто умирающее, умирающее каждый день; воскрешения не существует. Но река, какой бы маленькой она ни была, так же велика, как и океан, потому что рано или поздно она становится океаном.

Я всегда любил чувствовать течение: просто движение, это постоянное движение… живость. Поэтому, даже хотя река была в двух милях, я приходил к ней иногда, только чтобы ощутить вкус.

Но в городке моего отца река была очень близко. Она находилась в двух минутах ходьбы от дома моей Нани. Стоя на крыше дома, вы могли увидеть се, она была там со всей ее красотой и приглашением… которому нельзя было сопротивляться.

Я часто убегал из школы на реку. Да, па мгновение я останавливался, чтобы бросить книги в доме Нани. Она уговаривала меня выпить хотя бы чашку чая, говоря: «Не спеши так. Река никуда не уйдет, это не поезд». Вот в точности, что она говорила снова и снова: «Помни, это не поезд. Ты не можешь упустить ее. Поэтому, пожалуйста, выпей свою чашку чая, а потом иди. И не бросай так свои книги».

Я ничего не говорил, потому что это означало бы еще большую задержку. Она всегда была поражена, говоря: «В любое другое время ты готов спорить. По когда ты идешь на реку, даже если я что-нибудь скажу — ерунда ли это, нелогично, абсурдно — ты просто слушаешься, как будто ты всегда послушный ребенок Что происходит с тобой, когда ты идешь на реку?»

Я сказал: «Нани, ты знаешь меня. Ты прекрасно знаешь, что я не хочу терять времени. Река зовет. Я могу даже услышать звук ее волн, когда пью свой чай».

Много раз я обжигал свои губы, когда пил слишком горячий чай. Но я спешил, а чашку надо было опустошить. Я был с Нани, и она не позволяла мне идти, пока я не выпью чай.

Она не была похожа на Гудию. Гудия в этом смысле особенная; она всегда говорит мне: «Подождите. Чай горячий». Возможно, это моя старая привычка. Я снова берусь за чашку с чаем, и она говорит: «Подождите! Он слишком горячий!» Я знаю, что она нрава, поэтому я жду, пока она перестанет возражать, тогда я пью чай. Возможно, старая привычка выпить чай и поспешить на реку до сих пор осталась.

Хотя моя бабушка знала, что я хотел добежать до воды как можно скорее, она пыталась убедить меня немного поесть то или это. Я говорил ей: «Просто отдай все мне. Я положу это в карманы и съем по дороге». Мне всегда нравились орехи кешью, особенно соленые, и на протяжении нескольких лет мои карманы были полны ими. Все мои карманы — это два кармана в штанах — я имею в виду шорты, потому что я никогда не любил длинные брюки, возможно, потому что их носили все мои учителя, а я ненавидел учителей, и тогда возникала определенная ассоциация. Поэтому я носил только шорты.

В Индии носить шорты намного лучше, с точки зрения климата, чем длинные брюки. Оба кармана моих шорт были наполнены орехами. И вы будете удивлены только из-за этих орехов я просил портного пришивать два кармана к моим рубашкам. У меня было всегда два кармана. Я никогда не понимал причины, почему на рубашку пришивали только один карман. Почему в брюках не один карман? Или только один карман в шортах? Почему один карман был только на рубашках? Причина не очевидна, но я ее знаю. Единственный карман на рубашке находится с левой стороны, так, чтобы правая рука доставала что-то оттуда и клала что-то туда, и, естественно, для бедной левой руки карман не нужен. Что бы бедный человек делал с карманом?

Левая рука — это одна из подавленных частей человеческого тела. Если вы постараетесь, вы поймете, что я говорю. Вы можете делать все левой рукой, что вы можете делать правой, даже писать и, возможно, лучше. После тридцати или сорока лет привычки вначале вам покажется трудным делать все левой рукой, потому что на левую руку не обращали внимания и держали в неведении.