Но ведь все мужчины Госпожи хотели быть с рабом. Вот зачем она приводила их. Ей нравилось и наблюдать тоже…
Но потом раб вспомнил, как воин поднял кинжал, словно собирался зарезать Госпожу как свинью на бойне.
Раб открыл рот и хрипло спросил:
— Кто вы, сир?
Его рот работал не так, как прежде, и слова вышли искаженными. Он попробовал повторить свои слова, но воин его прервал:
— Я слышал твой вопрос. — Металлический запах печали усилился, перебивая рыбный душок. — Я Фьюри… Я твой брат.
— Нет. — Раб покачал головой. — У меня нет семьи. Сир.
— Нет, я не… — Мужчина откашлялся. — Для тебя я не «сир». И у тебя всегда была семья. Тебя забрали у нас. Я искал тебя целый век.
— Боюсь, вы ошибаетесь.
Воин подвинулся, словно собираясь встать, и раб дернулся, опустив глаза и закрыв голову руками. Он не вынес бы новых побоев, пусть даже и заслужил их за непочтительность.
Он быстро заговорил в своей беспорядочной манере.
— Я не хотел вас обидеть, сир. Я лишь проявляю уважение к вашему высокому статусу.
— Святая Дева, — раздался сдавленный голос. — Я не буду тебя бить. Ты в безопасности… Со мной ты в безопасности. Я нашел тебя, брат мой.
Раб снова покачал головой, не в силах слышать все это, потому что вдруг понял, что произойдет с наступлением темноты, что должно будет произойти. Он был собственностью Госпожи, а это означало, что он должен будет вернуться.
— Я прошу вас, — простонал он. — Не возвращайте меня ей. Убейте меня сейчас… Не отдавайте меня ей.
— Я убью нас обоих прежде, чем позволю тебе оказаться там снова.
Раб поднял голову. Желтые глаза воина горели в темноте.
Он долго смотрел на их тусклый свет. И вспомнил, что давным-давно, когда он только пришел в сознание после превращения, Госпожа сказала ему, что ей нравятся его глаза… его желтые глаза…
Глаза цвета светлого золота были большой редкостью среди представителей его вида.
Слова и поступки воина стали обретать смысл. Зачем незнакомцу пытаться его освободить?
Воин подвинулся, вздрогнул и поднял бедро.
У мужчины не было голени.
Глаза рабы распахнулись. Как воин смог спасти их, получив такую травму? Ему должно было быть тяжело просто держаться на плаву. Почему он не бросил раба?
Лишь кровные узы могли породить такую самоотверженность.
— Вы мой брат? — Пробормотал раб сквозь разбитые губы. — Я, действительно, одной крови с вами?
— Да. Я твой близнец.
— Неправда. — Раба начало трясти.
— Правда.