Пробуждение

— Мы не можем ждать наступления весны, генерал, — вышел из-за стола Пепеляев. Плотный, кряжистый, с энергичным, мужественным лицом, он был олицетворением силы и действия. — Нам нужно еще зимой собраться в кулак и двинуться на Якутск, чтобы до начала весенней навигации освободить город и таежные окрестности от большевиков. Только так мы сумеем взять реванш и укрепиться в таежных областях.

— Где мы сможем набрать достаточно сил, чтобы обрушить на красных кулак?

— Я полагаю, что вот-вот начнутся повальные восстания на огромных сибирских просторах, — сжимая и разжимая кулаки, твердо проговорил Пепеляев. — Я родился в Сибири и всю свою жизнь там прожил. Я хорошо знаю этого прижимистого и своенравного мужика-хлебороба. Он не станет долго терпеть засилья большевизма: прозреет, одумается и возьмется за оружие. Александр Васильевич Колчак не понимал сибирского крестьянина и наделал немало досадных ошибок. Моя же ставка — целиком на мужика. Я верю в его хватку, его здравый ум, который выковывался в течение многих столетий и глубоко чужд большевистским устремлениям.

— Перспектива в недалеком будущем, как вы ее обрисовали, Анатолий Николаевич, многообещающая, — молвил Вишневский. — Но чтобы привести в действие эти мужицкие резервы в Сибири, нам нужны теперь наличные силы: новые пополнения в людском составе, вооружении, боеприпасах и продовольствии. В самое ближайшее время, пока море сковано льдом, Михаил Константинович Дитерихс не сможет помочь нам ни людьми, ни вооружением. А весной, летом большевики тоже сумеют подбросить своим новые подкрепления.

— Кто первым придет на помощь своим: наши из Владивостока или красные по Лене? — произнес Пепеляев.

— До весны ждать подхода подкреплений опасно, Анатолий Николаевич, — заметил Вишневский. — Отдохнув и приняв пополнение из Якутского гарнизона, этот фанатик Строд может двинуться по нашим следам, чтобы осадить Аян.

— Вряд, ли имеются солидные резервы у большевиков в составе Якутского гарнизона, — усомнился Пепеляев в решимости красных наступать на Аян. — А у Строда сил явно недостаточно, чтобы отправиться в поход на Аян с целью его осады. Мы понесли большие потери на Сасык-Сысы, но, я думаю, и красные потеряли немало своих людей.

— Сводный отряд Строда несомненно понес ощутимые потери на Лисьей Поляне, и я бы сказал, в какой-то степени выдохся, — согласился Вишневский с командующим. — Без подхода подкрепления из Якутска наступать Строд не решится. Было бы безумием отправляться в поход на Аян с теми силами, какими он располагает после столь продолжительного и упорного боя.

— Я лично тоже имел несчастье испытать на себе военный опыт этого красного командира, — подхватил Пепеляев. — Строд командовал большим и окрепшим во многих боях партизанским отрядом, который действовал в ближних тылах армии, которой командовал ваш покорный слуга. Когда мы отступали из Омска, нам пришлось весьма туго. Линии связи прерваны партизанами, железнодорожные пути разрушены на целые версты. Как мне хотелось тогда, чтобы поймали этого неуловимого Строда! Тридцать тысяч золотых рублей было обещано адмиралом тому, кто приведет живого Строда либо доставит его голову. Но все напрасно. Он ускользал из наших рук и сетей, расставленных военно-полевым контролем, словно угорь. И вот Строд опять встал на моем пути. На этот раз не как партизанский главарь, а как равный противник, и мы ничего пока не можем предпринять, чтобы сбить его с якутского тракта.

— А если соединить наши силы с дружинниками Охотского гарнизона и совместным ударом решить давние счеты с этим изощренным и закоренелым негодяем? — осторожно намекнул Вишневский.

— После столь неудачного боя с красным партизанским отрядом на Аянском тракте Ракитин не скоро решится на смелый шаг.

— Но он же человек военный и не посмеет ослушаться вашего приказа?

— Не посмеет — это верно, но зачем нам такая помощь, когда вверенные генералу Ракитину люди вконец деморализованы?

— Да-а-а… дела наши хуже чем губернаторские, — некстати произнес Вишневский.

— И несмотря ни на что, нам надо найти выход из создавшегося положения.

9

Полковник Шаров безмятежно спал в своей квартире неподалеку от конторы бывшей горной артели, и снился ему свой дом в первопрестольной, у Патриарших прудов, когда прибежал к нему прапорщик из офицерского собрания.

— Штабс-капитан Алферов смертельно ранен, господин полковник, — сбивчиво доложил он.

— Как?! Кто его ранил? — вскочив с кровати, закричал полковник. — Разве красные подошли к Аяну?

— Никаких красных войск вблизи Аяна не обнаружено, брат-полковник, — успокоившись, отвечал прапорщик. — Господа офицеры надумали поиграть в кукушку со скуки, и вот вышло такое…

— Вы что же, ничего другого придумать не могли, как начать игру в кукушку? Мало еще пролили красные офицерской кровушки? Мало! Так сами затеяли кровопускание.

— Сами же штабс-капитан Алферов первый и предложили сыграть в эту игру, — оправдывался перед начальником прапорщик. — Я-то уж никак не думал, что так печально все кончится.