Пробуждение

Какое-то время чувство растерянности не покидало Пепеляева. Он не находил себе места в просторных хоромах мехоторговца Киштымова. Никак не хотелось поверить Пепеляеву в то, что бывший красный партизанский вожак сумел победить в открытом бою закаленных многолетним боевым опытом воинов-офицеров, которыми руководил славный генерал с безупречной репутацией. «Неужели все наши усилия оказались напрасными, а идея создать Сибирскую республику лишь сумасбродная затея? — размышлял генерал. — А может, само провидение ниспослало нам новые несчастья и беды? Что делать? Связаться с японцами и попросить их оказать помощь в борьбе с красными? Нет! Это приведет к тому, что никакой республики в Сибири не будет, а вся эта огромная территория с неохватными лесами, золотодобычей и пушными факториями, которая прежде была частью Великой России, станет японским протекторатом. У япошек нам, русским, никакой помощи просить не следует! Значит, рассчитывать следует только на самих себя».

Пепеляев пришел к выводу: в данной обстановке следует двинуть из Охотска все наличные силы, которые удалось сколотить там генералу Ракитину. Он полагал, что Охотский гарнизон, по всей видимости, теперь превышает тысячу опытных воинов. А если отряд Ракитина усилить теми дружинниками, которых привел в Аян Вишневский после неудачного сражения на Лисьей Поляне, то получится внушительное воинство. После упорного и продолжительного боя латышский фанатик Ян Строд сильнее не стал, а потому схватку с красными следует возобновить. И в Харбине Пепеляев понимал, что борьба за Сибирь предстоит упорная, кровопролитная и жестокая. Но то, с чем он столкнулся на пути в Якутск, превзошло все его ожидания.

«Ну что ж, будем сражаться до конца, — думал он, вымеривая шагами просторную комнату в чужом доме. — Мы держимся за свою, русскую землю. А на родной земле и умереть не страшно».

«Генералу Ракитину в Охотске, — написал Пепеляев нервным почерком. — Приказываю двинуть по тракту все находящиеся в вашем ведении наличные силы. По прибытии в Аян ваш отряд будет усилен моей дружиной и нацелен на Якутск».

Нарочному строго-настрого приказали ничего не сообщать Ракитину о неудачном сражении на Лисьей Поляне, чтобы не вселить панику в рядах охотских дружинников.

Получив приказ командующего выступить из Охотска, генерал Ракитин вызвал к себе полковника Шеломова, командовавшего уфимскими стрелками, которые, как и в Харбине, держались особняком от офицеров.

— Поднимайте свой батальон, выступаем сегодня из Охотска и следуем в Аян! — отрывисто проговорил генерал. — Да, передайте полковнику Худорожко, чтобы тоже вывел свой батальон на аянский тракт.

— Слушаюсь, брат-генерал, — медленно выговорил Шеломов. Это был порывистый, стройный и совсем еще не старый офицер.

— Как обстоят у вас дела с тяглом? — поинтересовался Ракитин.

— Часть нартового обоза мы отдали каппелевцам, но и нам хватит тягла, чтобы посадить батальон в нарты.

— Ну и великолепно. Действуйте, полковник, — сказал генерал и отпустил Шеломова.

Огромный олений обоз, состоявший из нескольких сот ездовых нарт, удалось вывести на аянский тракт лишь к утру следующего дня. В голове обоза находились самые сильные олени. Они везли офицерские роты из корпуса покойного генерала Каппеля. Примкнувшие к мятежу охотные люди двигались следом за офицерской ротой. Замыкающим генерал Ракитин назначил один из батальонов резерва.

Принимавший участие во множестве разных сражений, Ракитин хорошо понимал всю сложность полуторатысячеверстного похода из Охотска в Якутск через порт Аян, где ждало его подкрепление. Смутные слухи о неудачном сражении на Лисьей Поляне, которые приносили в Охотск таежные следопыты, не на шутку взволновали генерала. «А ведь у Пепеляева и Вишневского под началом самые надежные и сплоченные офицерские батальоны! Почему же они не смогли одержать победу над малочисленным и слабо вооруженным большевистским отрядом? А может быть, слухи о поражении наших войск на Лисьей Поляне специально распространяют агенты большевиков, чтобы посеять панику в рядах дружинников? Но почему в таком случае не известил меня о результате закончившегося сражения сам Анатолий Николаевич?» Под монотонный шум ветвей над головой, скрип полозьев и хорканье оленей невеселые думы одолевали генерала Ракитина.

Верст двадцать успел пробежать по аянскому тракту олений обоз с дружинниками, когда к генералу Ракитину подбежал нарочный из офицерской роты. Запыхавшийся, взволнованный, раскрасневшийся на морозе посланец от бывших каппелевцев отрывисто доложил:

— Ваше благородие, брат-генерал, впереди нашей роты движется подозрительный обоз!

— Почему не задержали обозных? — властным голосом вопросил закутанный в медвежью полость Ракитин.