— Три дня назад я уже послал по следу генерала Вишневского расторопного офицера в сопровождении таежного охотника, который хорошо знает дорогу и неоднократно ездил зимой по этому тракту в Якутск.
— А какое вы ему дали задание?
— Приказал перехватывать всех проезжающих по якутскому тракту, задерживать промысловиков и старателей, возвращающихся с отдаленных приисков. Может быть, кто-либо из них знает о продвижении дружины? А лучше, если удастся встретить в пути посланца от генерала Вишневского.
— И что же?
— Ни слуху ни духу нет пока от моего надежного посланца: словно в воду канул.
— Будем ждать, ничего другого нам не остается, — молвил Пепеляев.
Ждать пришлось еще двое суток. Потом все прояснилось.
Мучаясь от неизвестности, Пепеляев в сопровождении подполковника Менгдена стал выходить днем на якутский тракт, чтобы первым встретить возвращавшегося из дальней поездки нарочного. И встретили… Потрепанная в бою на Лисьей Поляне дружина тащилась на Аян. Измученные олени тянули тяжело нагруженные нарты, на которых лежали стонущие от ран дружинники. Число воинов уменьшилось вдвое. Половина дружины осталась лежать на заснеженной поляне Сасык-Сысы.
Генерал Вишневский с трудом слез с передней нарты, чтобы доложить командующему о возвращении. Лицо его почернело от мороза: пятна обморожения покрывали ввалившиеся щеки генерала, побывавшего со своим воинством на Лисьей Поляне.
— Что случилось?! — спросил Пепеляев, сверля помутневшим взглядом побывавшего в жарком деле генерала.
— Мы не смогли пробиться к Якутску, Анатолий Николаевич, дорогой мой! — последние слова Вишневского перешли в судорожные рыдания. Плечи генерала тряслись от мучительного плача.
— Да возьмите же себя в руки, наконец, на вас смотрят дружинники, — сурово упрекнул Пепеляев собрата по оружию.
Справившись с рыданиями, Вишневский начал докладывать:
— Нам оставалось преодолеть каких-то два перехода до Амги, и путь на Якутск становился открытым. Но к несчастью нам встретилась открытая просторная поляна с несколькими тунгусскими ярангами…
— Ну и что! — торопил Вишневского генерал Пепеляев.
— А то, что на этой поляне под названием Сасык-Сысы ожидала нас засада, — старался сгустить краски Вишневский.
— Откуда у красных взялись превосходящие численность дружины наличные силы?
— По Лене еще осенью приплыл на двух пароходах сводный экспедиционный отряд красных, — пояснил командующему Вишневский. — Большую часть этого отряда большевистский ревком выслал из Якутска нам навстречу. Мы подошли к этой поляне уже порядком измотанные. Они тоже успели пройти приличное расстояние от Якутска…
— Следовало вести в пути усиленную разведку… выслать вперед дозорных, — упрекнул Вишневского Пепеляев.
— Была у меня и разведка хорошо налажена, и дозорные высылались, — оправдывался генерал, проигравший сражение.
— Так почему вы разбиты?
— Это мы с вами, Анатолий Николаевич, разбиты! — не выдержал упреков Вишневский. — Сам ход истории против нас. Вся наша затея, которую мы задумали с вами в Харбине, — бред, кошмарная фантастика! Хотя бы часок побывать вам на Лисьей Поляне, Анатолий Николаевич, и вы бы тогда поняли, что на их стороне страшный союзник — чувство правоты в этой жестокой схватке. Я ни в чем не могу упрекнуть господ офицеров. Они дрались безупречно и держались под огнем противника как истинные рыцари.
— В вашем распоряжении было орудие с достаточным запасом снарядов, — выискал новый аргумент для обвинения генерал Пепеляев, — Разве красные тоже сумели протащить свои пушки сквозь таежные дебри?
— Нет, Анатолий Николаевич, к счастью, орудий у красных не оказалось.
— Так почему вы не сумели разметать снарядами их жалкую оборону?
— На их стороне сражались даже мертвые, — устало поник головой Вишневский.
— Ка-ак?!
— Они соорудили баррикаду из мертвых тел, своих и наших. Мы даже штыковой атакой не смогли вышибить их оттуда.
— Кто командовал большевистским отрядом? — в голосе Пепеляева угадывалось нескрываемое любопытство.
— Какой-то латышский фанатик Ян Строд возглавлял красных.
— Этот фанатик умело действовал в тылах моей армии осенью девятнадцатого года, — заметил Пепеляев…