Пробуждение

Быстро начала вырастать баррикада на переднем крае обороны Лисьей Поляны. Крест-накрест ложились в поленницах из мертвых тел схваченные морозом павшие бойцы из отряда и убитые в бесплодных атаках дружинники. Остекленевшие глаза покойников равнодушно глядели в низкое оловянное небо. И даже полыхавшее среди пихт предзакатное солнце, казалось, не в силах смутить безмятежное спокойствие мертвых, которым предстояло исполнить последнюю службу, дабы установился мир на русской земле.

Снаряды, выпущенные белыми из единственного орудия, местами разметали баррикаду, составленную из мертвых тел, но разрушить ее полностью не смогли. С громкими криками «Ура!» дружинники устремились на центр обороны красных. Генерал Вишневский с револьвером в руке шагал позади наступающей цепи, громкими криками подгоняя отстающих дружинников. Он рассчитывал, что офицерская рота сумеет преодолеть баррикаду и прорвется к ярангам, где находился штаб отряда. На гребне баррикады разгорелась жаркая рукопашная схватка. Противники дрались прикладами винтовок, кололи друг друга штыками. Звонко взрывали воздух одиночные револьверные и винтовочные выстрелы.

— Боевые орлы! Отважные красные бойцы! — воскликнул первым поднявшийся на баррикаду командир отряда. — Мы прошли тысячу верст по якутской тайге не для того, чтобы отдать эту поляну белым генералам! Вперед! В атаку!

И красные бойцы, несмотря на страшную усталость последних осадных дней, поднялись из окопов вслед за своим командиром. Офицерская рота не выдержала штыкового удара. Натиск бойцов был неожиданным и ошеломляющим. Опрокинутая атакой красных, наполовину поредевшая офицерская рота увлекла за собой в бегство и остальную часть дружины. Напрасно уговаривал и увещевал братьев-дружинников генерал Вишневский: прекратить начавшуюся панику было не в его силах. Каждый стремился поскорее убраться подальше от этой страшной поляны, на которой осталась лежать большая часть белого воинства.

Трехдюймовое орудие с небольшим запасом снарядов оказалось в руках красных бойцов. Десятка два дружинников, раненных во время атаки, сдались в плен.

Тунгусский старейшина, чей род издавна пас оленей на Лисьей Поляне, вернулся наконец к пославшему его парламентером командиру отряда. Но пришел он не один. С ним вместе вошел в ярангу, где находился Строд возле раненых бойцов, немолодой сухопарый человек в овчинном тулупе и лисьем малахае.

— Кто это? — обратился Строд к старейшине.

— Прятался в сене, плохой, однако, человек, — отвечал старейшина.

— Вы — кто? — обратился Строд к незнакомому.

— Я — Куликовский, временный губернатор Якутской провинции, — залязгал зубами человек в лисьем малахае.

— Самозванец, а не губернатор, — произнес Строд. — Насколько мне известно, в прошлом вы — политический ссыльный?

— Да, я из политкаторжан, но так все в жизни перепуталось, — упавшим голосом проговорил Куликовский.

— За все преступные контрреволюционные действия вам придется держать строгий ответ перед революционным трибуналом! — сурово объявил Строд. — Увести арестованного!

6

«Его превосходительству Дитерихсу Михаилу Константиновичу, — писал генерал Пепеляев, сидя в просторной горнице аянского мехоторговца Киштымова. — Во глубине якутской тайги, на военной тропе древних охотничьих племен, верящих в бога нашего так же, как все православные люди, я выступил в тысячеверстный поход с добровольческой дружиной. С божьей помощью мы отобрали у красных порт Нелькан, отбросив их нечестивое войско от побережья в глубь непроходимых лесов. К несчастью, в походе иссякло все продовольствие, а большевистских пароходов с провизией, на что мы рассчитывали, в порту не оказалось. Мне пришлось возвращаться в Аян, чтобы организовать снабжение наступающей армии. Генерал Вишневский повел войско дальше. Под священным знаменем Иисуса Христа он возьмет Якутск, и мы двинемся дальше через всю Сибирь к светопрестольному граду Москве…»