Пробуждение

Прошло много лет, но первый школьный день ярко и живо запомнился Илье на всю жизнь. Школа была залита солнечным светом. Множество лучиков блестели, переливались на позолоченной ризе священника. Пахло ладаном. Размахивая кадилом, поп отслужил молебен, ученики пропели — кто в лес, кто по дрова — «Достойную» и «Боже, царя храни».

Илюха немножко гордился тем, что уже умеет писать все буквы, но на первом уроке Владимир Александрович заставил рисовать какие-то непонятные крючки, и, к удивлению, это оказалось не так-то легко. Перо сразу же посадило на новенькой тетрадке расплывчатую кляксу — страшную, как черный паук. Выяснилось, что Илья не умеет правильно держать ручку. Он так круто выгибал указательный палец, что тот походил, по мнению учителя, на ружейный курок. Владимир Александрович несколько раз подходил и терпеливо, не повышая голоса, объяснял и показывал, как должен лежать палец на ручке. Без привычки пальцы не слушались. Урок показался длинным, утомительным. Домой Илюха принес заляпанную чернильной кляксой тетрадку с жирными мохнатыми загогулинами. Когда мать открыла тетрадь, сын, чтобы скрыть слезы, отвернулся.

— Ты погляди, какой он у нас молодец! — услышал он восторженный голос матери, обращенный к тетке Аннушке.

— Первейшим грамотеем станет, — откликнулась тетка.

— Плохо! Все равно плохо, — упрямо твердил Илья, хотя ему и приятно было слышать похвалу.

Он искренне переживал свою первую неудачу и удивлялся, почему они расхваливают такую мазню.

— Ну почему плохо? Очень даже хорошо, — вертя перед глазами тетрадку, продолжала мать.

— Ручку не умею держать.

— У-у-у, сынок! Научишься! — с радостным в голосе убеждением воскликнула она и усадила сына за стол. В маленькую глиняную чашку уже была налита куриная лапша. На белом полотенце лежала горка любимых кокурок.

Но Илью это нисколько не радовало. В глазах все еще стояли мохнатые крючки, писать которые, как ему казалось тогда, он не научится никогда на свете.

Первые дни Илья упорно практиковался на крючках, кое-как одолел, а когда перешли на буквы, стало легче. Получил первую пятерку и был рад, как казак первому Георгиевскому кресту. Тайно от всех открывал тетрадку и любовался. Выведенная красными чернилами пятерка стояла гордо, словно востроносая девка с длинной откинутой назад косицей.

9

Ежегодно в самый разгар бабьего лета, когда шелестела под ногами сухая желтая листва, уютно прятались в ней разлапистые грузди, густо краснели на ветках созревшие шиповник и боярышник, когда над головами со свистом пролетали стаи уток, школьники ходили в Тугай. С ружьем на плече, в высоких сапогах учитель Гетманов впервые объяснял, как растут, расцветают, опыляются черемуха, вишня, крушина, почему созревают ягоды. Все это было новым и любопытным.

Однажды во время прогулки школьников захватил в поле такой осенний ливень, что все они продрогли и промокли до нитки.

— Привыкать надо и к воде и к стуже. На то вы и казаки — войско царское, — говорил им учитель. — Вам еще предстоят не такие походы.

— Ты гляди-ка, Анна, башка у него, как утюг, горячая, — встревоженно сказала тетка, когда Илюшка пришел домой.

Илья сильно захворал. Пришлось звать войскового фельдшера Ивана Васильевича Тювильдина.

— Инфлюэнца, — сказал он.

Слова «грипп» тогда и в помине не было. Он дал Илюшке какие-то горькие порошки и велел лежать.

Хворать было очень приятно. Каждый день давали компот, мед, варенье и другие вкусные вещи. Все сочувствовали. Даже Варька ходила тихо, на цыпочках.

— Больше не пойдешь ни в какие походы, — сказала мать.

— Надо привыкать и к мокроте и к стуже, — напомнил он слова учителя.

— Э-э, сыночек мой! Все будет!..

Казачьи школы были откровенно военизированными. С первых же дней детей приучали к хождению строем. Расчет на первые и вторые номера был обычным явлением. На прогулки и в церковь ходили строем, пели военные казачьи песни. Дома и в школе постоянно внушали, что мальчики — слуги царя и отечества. Они должны знать наизусть по имени и отчеству все царское семейство, начиная от царя и кончая великими князьями, княгинями. Изучали историю всех русских царей, войны, которые они вели, и обязательно назубок историю казачьих войск. Этому предмету уделялось особое внимание. Урок примерно шел так:

— Никифоров! — выкликал учитель.

Илья обязан был вскочить и вытянуть руки по швам.

— Отвечай, сколько у нас казачьих войск?

— Семь, — после небольшой запинки говорил Илюшка.

— Назови.

— Оренбургское, Уральское, Донское, Кубанское, Терское, Семиреченское, Забайкальское…

— Глебов!

— Я, господин учитель! — бойко вскакивал и кричал, как оглашенный, Илюшкин сосед Саня Глебов.

— Ты согласен, Глебов, что у нас семь казачьих войск?

— Никак нет!

— Почему?

— Потому что казачьих войск у нас восемь.

— Какое пропустил Никифоров?

— Амурское.

— Верно. Садись, Никифоров, и запомни, что ты пропустил Амурское казачье войско… А ты, Глебов, отвечай, кто сейчас является наказным атаманом нашего Оренбургского казачьего войска?

— Его высокопревосходительство господин Сухомлинов!

— Совершенно верно. А кто у нас наблюдающий за казачьими школами?