Пробуждение

— Его высокоблагородие господин войсковой старшина Прытков!

— Молодец! Садись. Послезавтра господин Прытков прибывает к нам для осмотра школы. Всем ученикам прийти в школу в полной казачьей форме.

Слово «войсковой старшина» звучало величаво, громоподобно. Илюха примчался домой как угорелый. Взбегая на крыльцо, кричал:

— Мама! Мама!

— Что случилось? — идя навстречу, испуганно спрашивала мать.

— Скорее шей, мне брюки с лампасами и погоны!

— На войну, что ли, собрался? — улыбалась она.

— Приезжает войсковой старшина! Наблюдащий.

— Ну и бог с ним, пусть приезжает, — спокойно ответила мать.

— Его высокоблагородие господин Прытков! Войсковой старшина! — повторял он раздельно и торжественно. Спокойствие матери выводило его из терпения.

— Еще что надо?

— Новую фуражку!

— А может, еще и коня с седлом? — ехидно сказала старшая сестра Мария.

Тут терпение Илюхи окончательно истощилось. Он запустил в сестру своим маленьким сапожком и заревел.

— Да уймись ты, дурачок! — вмешалась тетушка. — Погоди, Анна. Ведь он все-таки у нас казак! Раз начальство приезжает, учитель велит, значит, нужно подчиняться. Порядок есть порядок. Я пойду пошарю у себя в сундуке. У меня там есть всякие лоскутки.

Однако Илья не хотел, чтобы его казачья форма делалась из каких-нибудь лоскутков, и продолжал реветь.

Чтобы успокоить новоявленного казака, пришлось бросать всю работу. Мать и тетушка принялись перебирать и перекраивать ножницами лоскутки, быстро и ловко смастерили погончики и пришили к мундиру.

С лампасами дело обстояло хуже. Они вертели в руках штанишки и так и сяк, покачивали головами и грустно вздыхали. Простые бумажные брючишки, сшитые матерью, были не очень казачьи.

Вошел отец. Узнав, в чем загвоздка, решительно пресек все попытки облампасить штаны.

— Сходит и без лампасов. Невелика птица, — сказал он.

Илюха взвыл так, что загудело в печной трубе. Пообещав выпороть его, отец махнул рукой и вышел.

С горем пополам лампасы были пришиты. Примерили все вместе: мундирчик с голубыми погончиками и брюки. Надеть старую фуражку Илюша отказался напрочь. Она была измята, с полинялым, выгоревшим на солнце околышем, с выпотрошенной, облезлой внутри клеенкой. Не раз она побывала под дождем и, кроме того, поила хозяина в поле родниковой водой. Взрослые черпали воду своими фуражками, дети им подражали.

— Ведь только к пасхе совсем новенькую покупали у Шуловых, — сокрушалась мать.

— Если бы она была взаправдышная, — хныкал Илья.

Мечтой каждого казачонка было иметь касторовую, с голубым околышем фуражку. Их покупали только взрослым парням. Для мальчишек лавочники привозили бумажные, дешевые, но школьники их презирали, потому что в касторовые вкладывался стальной ободок, а бумажные держались на картоне, который расползался при первом соприкосновении с водой.

Мать и тетка понимали, что отправлять Илюшку в такой фуражке нельзя, тем более что после встречи с господином Прытковым школьники должны пройти парадным маршем по площади перед станичным управлением мимо начальства — атаманов, станичного и поселкового попечителя, священника и самых богатых почетных казаков.

Тетка Аннушка с матерью пошептались, повздыхали и нашли выход. Мать встала, пошла в большую горницу и вернулась с фуражкой Миши. Это была его первая праздничная «всамделишная» фуражка, с высокой тульей, голубым околышем, с блестящей казачьей кокардой.

— Померь-ка, сынок, — и мать сама надела Илюшке фуражку.

— А ить почти впору! Гляди, головастый какой, — проговорила Аннушка. Однако, несмотря на его «двухголовость», внутрь все же пришлось заложить круглую бумагу.

В полной теперь парадной форме он ходил из комнаты в комнату, стоял перед зеркалом, надувая щеки, пыжился, как лягушонок, позабыв, что фуражка чужая. Пока его снаряжали и вертели словно куклу, Варька все время крутилась тут же, рылась в лоскутках и ждала своего часа…

В это время Миша пас на отаве овец. Но когда он вернулся и вошел в избу, Варька тут же крикнула:

— А Илюшка завтра в школу пойдет в твоей фуражке!

— Не ври. — Насупившись, брат остановился посреди кухни.

— Вот те свят! — Варька перекрестилась.

Уткнувшись подбородком в чьи-то старые, пахнущие пылью валенки, Илюшка уже лежал на печке. Мать возилась у шестка. Минька сначала посмотрел на нее, потом на брата. Спросил:

— Правда?

Илюха давил кулачонками подбородок и прятал глаза.

— Ничего, Миня. Всего один разочек наденет, — ответила мать и объяснила, по какому случаю.

Минька застучал сапогами по коридору, побежал проверять свою фуражку. Там, где он всегда прятал, ее не было. Вернувшись, он прыгнул на печной приступок, встряхнул своим светлым чубом перед носом братишки, спросил грозно:

— Куда дел?

Часто заморгав глазами, Илюха отодвинулся.

— Не лезь ты к нему. Я прибрала, — вмешалась мать. — Наденет разочек, ничего с ней не случится.

— Да она ему, как козе барабан!

— А вот и как раз! — крикнул Илья.

У Миши было доброе, отходчивое сердце, и потому стычка кончилась тем, что, склонившись к братишке, он прошептал:

— Ладно. Не отыму. Но за это ты отдашь мне крашеный панок.