Пробуждение

— На дудке, Саптар, мы пока играть не будем! — Поскрипывая кожаной, обтянутой полевыми ремнями тужуркой, вперед вышел Мавлюм. Он был в серой, сдвинутой до самых бровей кубанке. Казаки, с которыми он служил на войне, любили его за отвагу, за честность и бескорыстие. На фронте он единодушно был избран членом полкового комитета, участвовал на армейском съезде, как делегат от своей части, общался с большевиками. Нервно перебирая тонкими пальцами зеленый шнур от нагана, он сказал:

— Если мы позволим Дутову созвать тайную сходку, то этим самым плюнем в лицо Советской власти, ревкому! Вы, земляки, согласны плюнуть нам в лицо?

— Что ты, Халилов! Как можно? Мы вас разве для этого избрали! Всей сотней бедовали вместе! Нам этот Дутов как бельмо в глазу. Хватит нам атаманства!

— Значит, вы доверяете нам? — сверкая из-под темного чуба такими же угольно-темными глазами, спрашивал Мавлюм.

— Об чем разговор, Халилов! Кому ишо доверять-то?

— Поддержите решение ревкома?

— Ты, Мавлюм, не дергай кобылу за титьку, лягнуть может!.. — выкрикнул Алтабаев — Говори, что решили?

— Мы решили господина Дутова арестовать и отправить в губревком! — Слова Мавлюма, как обушком, ударили по ушам и тяжело повисли в воздухе. Приземлил их протяжный, недоуменный голос Николая Горшочкова:

— А р е с т о в а т ь! Ничего себе кишмиш в сладкой похлебке…

— А ты что думал? — набросился на молодого казака высокий, похожий на борца, грузный Николай Алексеевич Амирханов. — Ты полагаешь, что господин Дутов заехал к нам кутью варить? Его благородие едет не сладкую похлебку вкушать, а собирать войско. Он хочет, чтобы вы сели на коней и пошли за ним. Свергать Советскую власть!

— Дудки!

— Дураков нет!..

— А думаешь, не найдутся!

— Взять его за шкирку — и баста! — со всех сторон прорывались выкрики и тут же гасли в многоголосом шуме.

— Будя галдеть, будя! Дайте слово сказать! — Вытянув вперед новенькую рукавицу, поднялся Иван Малахов. Казак он был осторожный, жил с оглядочкой.

— Чего тут рассусоливать! — Михаил Никифоров толкнул локтем Ивана. — Чего высовываешься?

— Как чего? Стоит ли нам, казаки, руки пачкать? Шутка сказать, наказный атаман! Грех на всю станицу. А там ишо старики…

— Старики, старики! — подхватил Алтабаев. — Они тут без нас волосами обросли. Мы вошек кормили, кровушку по капелькам выцеживали, а они здесь сладкую похлебку хлебали со снохами…

— Сыпь, Вася, по самые уши! — Оживленным ветерком по сборной пробежал смешок.

— Обстригнуть их надо маненько, бородачей наших… — заключил Алтабаев.

— Мотри, как бы тебя не обстригли вместе с башкой! — не сдавался Малахов. — Предлагаю не трогать офицеров, а выпроводить из станицы на все четыре стороны…

— Послушайте, казаки! — крикнул Николай Алексеевич. Он выделялся из всех своей крупной, широкой в плечах фигурой. Галдеж сразу утих. Казаки уважали писаря.

— Хотите, чтобы вас одурачили? — продолжал Амирханов. — Хотите, чтобы господин Дутов по вашим спинам, как по ступенькам, взобрался на пост наказного атамана? А дальше что? Новый царек? Не выйдет! Как можно выпускать такого зверя! Вы же знаете, сколько он успел пролить рабочей крови! Расстрелял в Оренбурге самых преданных революции людей! А сколько еще он может натворить! Вы пойдете ему помогать, подставите спины и лбы?

— Не-ет! Амба! Не пойдем! Будя! Арестовать! — кричали со всех сторон. — В ятапную их, айда! Назад отправить, откуда удирали!

— Правильно! — подхватил Мавлюм. — В губревкоме разберутся!

— Тихо, товарищи! Значит, решено! — Глебов поднял руку в серой перчатке. — Кто пойдет с нами?

— Все пойдем, раз такое дело! — поднялся Михаил Никифоров. За ним Алтабаев, Горшочков, Семен Прохоров со старшим сыном Иваном — рослым и краснощеким. Несколько человек спрыгнули с подоконников, натягивая на лоб папахи, застегивали шинели, окружив Глебова и Мавлюма, наперебой заговорили об оружии.

— Оружие дадим. Пошли! — скомандовал Глебов.

— Мишка! Айда со мной, полчок! — крикнул Мавлюм Никифорову. Они дружили давно, вместе прошли всю войну.

…Дутов не то с женой, не то с сожительницей, с двумя сыновьями местного полковника Карабельщикова остановился в их доме. Остальные офицеры и юнкера с четырьмя длиннобородыми, кряжистыми, как старые дубы, казаками-уральцами в штанах с желтыми лампасами, в здоровущих мохнатых папахах по знакомству завернули в обширный двор с теплыми конюшнями и амбарами к Александру Вахмистрову, жившему в другом конце станицы. Встреченные хозяином и его двумя сыновьями-сотниками, гости, офицеры и юнкера во главе с войсковым старшиной Лукиным вошли в дом. Бородачи-уральцы остались распрягать и расседлывать коней. Однако сделать этого они не успели. С наганами в руках и винтовками на изготовку в ворота вошли Глебов и Мавлюм с казаками.

Мавлюм с Михаилом Никифоровым сразу же бросились к кошевкам, вытащили из-под кошмы станковый пулемет с вложенной лентой, передали Горшочкову несколько винтовок и шашек.

Батареец Василий Алтабаев сноровисто обшарил ошалелых уральцев, повытаскивал из кобур револьверы. Один из бородачей вздумал сопротивляться.