Пробуждение

Женя прижала к лицу варежку, наклонила голову и замолкла.

Илье стало жаль ее. Он решил сам пойти к железнодорожному начальству и попросить подводу.

— Нету, нету! — поглаживая рябые щеки, ответил железнодорожник в шинели.

— Куда же подевались лошади?

— Обобществлены, сударь, обобществлены-с! — раздельно, со значением сказал он.

— Из колхозов, например, кто-нибудь бывает?

— Случается… Только какой же дурак в такой буранище погонит колхозных рысаков?

Едва Илья успел объяснить своей попутчице ситуацию, как в помещение шумно ввалился парень с веселым, бронзовым от мороза лицом, в замасленном ниже колен полушубке. Похлопав овчинными рукавицами, он крикнул:

— Кто в станицу?

— Мы, — показывая на спутницу, ответил Никифоров.

— Айда, собирайтесь живо!

Они засуетились около своих вещичек.

— Может, кому помочь? — спросил парень. — А это гармонь, что ли? — Он показал на футляр с баяном.

— Баян.

— Ого! Вот это штука! Я его положу к себе в кабину. Сберегу, как грудного… За это ты мне сыграешь потом какую-нибудь сердцещипательную… Можешь?

— Попробую.

— Баста! Ну, айдате, гости-любушки. Завернетесь в тулупчики — они у меня на моторе, тепленькие… Да и груз сегодня подходящий — пшеничка семенная, а не бороны.

Парень был простой, общительный. Для Евгении он разыскал серые валенки и велел переобуться.

— В этих, барышня, только краковяк танцевать… А ты, баянист, не забудь мою просьбу. До смерти люблю гармонь. В гости вас позову. Вместе приходите. Придете? — И, не дождавшись ответа, продолжал: — Я в новом совхозе работаю. В зерновом. Спросите Савку Буланова. Вам всякий дорогу покажет. Ты мне рванешь на своем, а я тебе — на двухрядке! Баста, значит!

— Баста, Савелий, баста, — кивнул Илья.

Разместились на невиданно больших санях на мешках с зерном, увязанных пеньковой веревкой.

Тракторные сани Илья видел впервые. Какая-то умная голова ловко приспособила огромные дубовые полозья, связанные на высоких прочных копыльях тремя поперечными колодами, устланными досками. На них удобно было возить любой груз.

Сыто напоенная горючей смесью, могучая машина с ходу врезалась в заметенную снегом дорогу, с грохотом шлепая железными траками по мерзлой земле.

Мимо мелькнули хатки с дымящимися трубами, проплыли какие-то сложные, непонятные сооружения, и, только когда они остались далеко позади, Илья вспомнил про знаменитые когда-то шахты Синего шихана.

Тяжело груженные сани гулко скрипели, на рытвинах заносило их и на раскатах. Женя невольно прижималась к Илье. Цепляясь за его рукав, она спрашивала:

— Сколько же мы будем вот так скрипеть?

— Покамест не доедем.

— Нас так раскатывает… А вдруг мы вывалимся?

— В снегу побарахтаемся…

— Воображаю!.. — Она тихонько рассмеялась, и холодок в ее глазах растаял. Илья почувствовал, как ему стало теплее.

Кипящая бураном степь теперь уже не казалась злой и сварливой. Вьюга озорно и звонко трепала верхушки ковыля, ручейки поземки неумолимо мчались в замутненную бескрайнюю даль. В скрипе санных полозьев теперь чудилась бередящая душу мелодия старой, давно знакомой, но забытой песни. Вдруг все звуки оборвались. Мотор укрощенно стих. Сани, словно нехотя, застонали и остановились. Буран яростно забрасывал людей снежным вихрем.

Прикрывая рукавицей лицо, появился Савелий.

— Ну как, не застыли? — крикнул он.

— Что-нибудь случилось? — спросил Илья.

— Ничего! Все ладно. Дал двигателю малую передышку, чтобы шибко-то не перегревался. Давай закурим!

— Много еще нам ехать? — подавая ему папиросу, спросил Илья.

— Как раз половина. Это место называется Родники. Близенько, за увалом была раньше шахта Родниковская. Отец мой Архип Гордеич Буланов золото там добывал. Два шиханских казака — родные браты Степановы — однажды весной пахали загон под просо. Родничок, как полагается, почистили. Вместе с грязью накидали горку и суглинистой землицы. Солнышко подсушило породу, ветерок обдул, ну и золотишко-то проклюнулось… Поначалу, говорят, брали много, пудами целыми. Разбогатели братцы, рысаков завели! Ку-да там! А потом все прахом пошло… Оба они к винцу пристрастились, ну и крышка обоим… Сейчас в одном бывшем ихнем доме ваш райполевод разместился, а в другом — банк.

— А отец ваш?

— А отец, что же ему… Тут неподалечку на новых приисках шахтой заведует. Отец у меня, я вам скажу… Ого! Хороший у меня родитель! Партиец старый. Везде побывал и людей повидал всяких. Мы еще к нему в гости съездим. Он баян любит!

Савелий бросил в снег окурок, похлопал замасленными рукавицами и твердо заскрипел пимами по снегу.

Трактор лязгнул металлом, жарко дыхнул едким дымом и плавно стронул поющие сани с места.

На душе стало веселей. Видно, сумел этот сын старого золотодобытчика приветить людей, сделать их путь приятным, несмотря на плохую дорогу и непогодь.

— Где вы остановитесь? — стараясь перекричать шум мотора и тарахтение гусениц, спросил Илья у Жени.

— Пока в больнице… А там не знаю!..

Женя открыла лицо, укутанное серым пухом платка — оно еще больше расцвело на морозе, только глаза были усталыми. Вскоре она задремала, положив голову на воротник Илюшкиного тулупа…

11