Пробуждение

Перед навесным коньком высокого, похожего на теремок резного крыльца просторного приземистого дома бывших золотопромышленников братьев Степановых была прибита вывеска с длинным, привлекающим своей необычностью названием: «РАЙПОЛЕВОДКОЛХОЗСОЮЗ».

Ступеньки крыльца были недавно починены и еще не выкрашены. У новой коновязи, поедая брошенное на снег сено, стояли сытые, задастые, по большей части гнедой и вороной масти, лошади, запряженные одни в санки с выгнутыми передками, другие — в кошевки с рогожными кузовами.

В станице было куда тише, чем в степи. По улице вольно погуливал ветерок, выхватывая из-под конских копыт клочья зеленого сена, наметая на некрашеные доски крыльца мягкий сугробик.

Илья внес свой чемодан и баян в большую, пропахшую табаком комнату и поставил возле крайнего у порога стола. Пахло дубленками и дегтем. В углу за одним из столов сидел высокий, большелобый парень со светлыми волнистыми волосами, небрежно откинутыми назад. На курсах такой зачес прозвали «политическим». Длинными пальцами парень вяло перекидывал на счетах костяшки. С его стола почти до самого пола сползала огромная, склеенная из нескольких полос бумага. Из повисших вверх ногами крупных черных букв Илья успел сложить слово «с в о д к а». Узнав, что Никифоров прибыл в распоряжение полеводсоюза, парень сказал с явным украинским выговором:

— Добре, товарищ Никифоров! Давайте знакомиться. Я Гаврила Купоросный, бухгалтер по расчетам и сводным балансам, а занимаюсь всем, только шо навоз не чищу…

Гаврила Купоросный встал, с артистической важностью пригладил зачес. В модном, хорошо отутюженном костюме из серого коверкота, в широком, с большим узлом, голубом галстуке, он был похож на артиста. Илья в своей вельветовой толстовке, в синих галифе, втиснутых в черные валенки, явно проигрывал, находясь рядом с ним.

Гордость юности — комсомольский костюм — постепенно выходил из моды, зато браунинг Илья хранил как зеницу ока.

— Что ты умеешь делать? — с неожиданной бесцеремонностью спросил Купоросный.

— Все, чему учили…

— С каким уклоном ты закончил курсы?

— Сельскохозяйственной кооперации… И вообще производственной кооперации, — поправился Илья.

— Может, это и близко… Колхозный учет будет несколько специфичным. Понимаешь?

Илье не нравился экзаменаторский тон. В нем он улавливал скрытое презрение к себе и своим знаниям. На курсах он успел кое-что усвоить об учете в колхозах, нарождавшихся повсеместно. Но ему-то, Купоросу, откуда знать про эту специфику? Сам-то он давно ли тут?

Взяв адрес, Илья отнес вещи и оставил их в специально арендованной для сотрудников комнате. Когда вернулся, совещание уже закончилось. Из кабинета управляющего выходили председатели колхозов — чубатые усачи из местных казаков и совсем не похожие на них двадцатипятитысячники. Быстро разобрав овчинные тулупы и полушубки, нахлобучив мохнатые папахи, громко разговаривая о разных делах, они уходили к продрогшим у коновязей лошадям.

Из участников совещания в комнате задержался лишь один человек с рыжеватыми, заботливо расчесанными, бог знает какой пышности, усищами. Он то и дело трогал усы и разглаживал их. Остановившись посреди комнаты, он свернул из большого газетного куска козью ножку и, обращаясь к Купоросному, заговорил густоватым, прокуренным басом:

— Теперь вы, товарищ Купоросинский, будете ходить передо мной на цыпочках…

— Моя фамилия Купоросный, товарищ Важенин, Купоросный! Не искажайте моей батьковской фамилии и объясните, Захар Федорович, за что такая немилость?

— Потому что я теперь банкир! — Важенин с умной в глазах хитринкой окинул Илью взглядом, словно снял с него мерку. — Предстоит вам сурьезная работенка по оформлению обязательств. Писать и писать новые. А сколько надо мозгов, чтобы переписать старые, бывших кредитных товариществ?

— Понимаю, Захар Федорович, понимаю, — проговорил Купоросный. — У вас сейчас в новом банке тоже хватает дела. Интереснейший вид учета. И работа чистая, звонкая… Возьмите меня в помощники?

Важенин не спеша зажег цигарку, затянулся, а спичку положил в карман полушубка. Илья заметил, как дрогнули у этого смешного человека брови и нависли на глаза.

— Нема у меня для вас гнездышка, Гаврила Гаврилович, нема. Учет, он, как капризная девка, хорошего внимания требует…

«Банкир» в черных, подшитых, растоптанных валенках толкнул дверь могучим плечом и удалился, оставив в комнате ядовитое облачко табачного дыма.

— Чудной! — сказал Илья.