Пробуждение

Синаки все так и сидел в той позе, которую принял сразу же после окончания эффекта паралича. Наверное, так у гирамцев принято, не знаю. Сейчас меня гораздо больше занимало то, как выжившие вернулись в Игру. А было, по словам моего собеседника, так.

Несколько месяцев назад капсулы, оставшиеся в целости и сохранности, неожиданно подали сигнал соединения с Игрой. Общественным советом было принято решение послать в Джи разведчиков, и сто пятьдесят смельчаков погрузились в забытый слой реальности. Вернулось не больше десятка, все остальные впали в странную кому. А те, кому удалось спастись, рассказали, что в Игре позабытая эпидемия продолжает бушевать, забирая душу и разум тех, кто осмелился туда заглянуть. Пострадавших подключили к аппаратам искусственного поддержания жизни и на какое-то время забыли о Джи как о страшном сне. Но любопытство взяло верх, и отдельные игроки-добровольцы вновь попытались заглянуть по ту сторону. И выяснилось, что в Игре действуют особые квесты, которые (правда, предположительно) могут вывести на лекарство от «синей комы» — так современные гирамцы назвали новый загадочный синдром…

— Постой, — обратился я в этот момент к гирамцу, видя некоторые нестыковки. Врать он не может, значит, это просто я что-то упустил. — Ты говоришь, что активный игровой процесс идет всего несколько месяцев. Как же ты тогда достиг триста девяносто второго уровня?

— Мне семь тысяч лет, — невозмутимо ответил Синаки. — Этот уровень я получил незадолго до катастрофы.

— Ясно, — только и смог ответить я. А что еще тут скажешь? Все логично. — И сколько таких как ты на Гираме? Каков максимальный уровень?

— Ты задаешь опасные вопросы, человек с Сол-три, — а вот теперь у моего собеседника нервно забегали глаза, а в голосе проскользнули панические нотки. — Возможно, твоя раса и заслуживает доверие, но вот она……

Черт, опять он про Ана-Тари. А ведь в этот раз он не просто высказал свое отношение, но и уклонился от ответа. Явный сигнал того, что действие сыворотки заканчивается — Синаки не врет, но при этом уже может частично управлять ходом беседы. Неудобно. Придется или вкалывать ему новую дозу, или пытаться договориться уже по-честному.

В этот момент Ана-Тари повернулась к нему и вызывающе посмотрела, сверкнув глазами. Ох, не надо, ящерка. Только не сейчас!

— Когда «Каласкин» сжег ваш мир, — с заметным напряжением сказала она, — я еще даже не родилась. И не мне отвечать за ошибки предков.

Я едва заметно выдохнул. Все-таки она молодец — в ее положении принцессы, пусть младшей, да еще и в бегах, очень сложно сдерживаться. Та же Ана-Эни, уверен, уже открутила бы гирамцу голову за один только косой взгляд в свою сторону.

— Передай ему мои слова, — сказала тем временем ящерка. — Общего чата, напоминаю, по-прежнему нет, он понял только интонации.

Точно, я ведь и забыл, что в чат с Синаки транслируется перевод только моей речи, общение же с остальными он отклонил. Действие сыворотки, судя по сообщению в логах, уже действительно закончилось, но мне почему-то не хочется идти напролом. И это не доброта, от этого недостатка я, к счастью, уже избавился, это просто уверенность в том, что мы и так добьемся своего.

— Синаки, — обратился я к своему собеседнику, когда продублировал сообщение Ана-Тари, — доверься нам. Не все альдноа чудовища, какими ты их считаешь. И… времена изменились. Прими приглашение в отряд.

— Хорошо, Александор, — подумав, согласился гирамец. — Я готов рискнуть, но взамен я хочу попросить снять с меня блокировку. Думаю, это будет справедливо.

— Опасно, — предупредил меня Шази, а ящерка едва заметно покачала головой.

— Мы освобождаем тебя, — взвесив все за и против, начал я, — но взамен ты предоставляешь нам всю необходимую информацию и помогаешь найти путь к лекарству. Договор?

— Договор, — на удивление легко согласился гирамец.

Синаки Бон Ратами принял приглашение в отряд

Ана-Тари тяжело вздохнула, но все же деактивировала блокиратор, и гирамец поднял вверх правую руку с раскрытой ладонью — знак мира, не изменившийся за тысячелетия. Он встал, разминая затекшие конечности, а затем с опаской занял одно из мест в середине салона гондолы.

— Нас, оставшихся в живых с тех времен, осталось немного, — сообщил Синаки. — Всего двадцать пять. Самый высокий уровень — четыреста восьмой. Мы долго молчали о своем игровом прошлом, но неудача первой экспедиции заставила нас раскрыться.