Пробуждение

Можно было использовать темноту и выбраться из леса. Отказаться от затеи — найти тайник самому, — войти в деревню, рассказать, зачем он здесь, и привести людей. На худой конец, можно было выйти на шоссе, сесть в автобус и сразу же позабыть о лесе, об этих брезентовых куртках и в том числе о тайнике, к которому он так стремился и который теперь грозил ему опасностью.

«Нет! — сказал он и укусил себя за руку. — Нет, ты не сделаешь этого! Ты не выйдешь на шоссе!»

Шульгин понял, что им пыталась овладеть трусость. И если бы он не поборол ее, вышел из леса, этот его поступок вырос бы в постоянную боль, в боль за прошлое, в котором уже ничего нельзя исправить. «Такое себе потом не прощают», — решил он и стал думать, как быстрее подкопать у дуба и, если тайник окажется здесь, как незаметно выйти с ним из леса.

Появилась луна, сгустились тени. Возвышающийся невдалеке дуб стал походить на стог сена. В стороне от него не могла угомониться какая-то птица. Ее суховатый голос хрипел, как заигранная пластинка.

Над лесом, раскалывая тишину ревом двигателей, пролетел реактивный самолет. И хотя Шульгин никогда не был в его кабине, теперь обостренным сознанием увидел ее всю в приборах, стрелках, лампочках и увидел пилота со штурвалом в руках. Пилот даже подмигнул ему, даже сказал: «Спокойно, парень, если что — рассчитывай только на самого себя!»

Это ободрило Шульгина. Несколько раз он подходил к дубу. Слушал тишину. При каждом шорохе или посвисте сонной птицы на голове шевелились волосы. Сбоку на высокой ели что-то поскрипывало и шуршало, будто кривое колесо терлось о ржавый обод. Лес жил своей суровой ночной жизнью, сложной и не всегда понятной даже привычному человеку. Но Шульгин догадывался, что каждый шорох и посвист торопят время к утру, к солнцу, чтобы каждая травинка, каждая веточка и листок обрели свое зримое существование и наполнились звуками дня.

Все еще не решаясь начать работу, он сидел шагах в пятидесяти от дерева — ждал, когда пройдет страх. Но страх не проходил, потому что питали его одиночество и тревога.

Шульгин долго не мог понять, что его тревожит. Наконец понял: он неожиданно для себя приблизился к тому времени, которое называлось коротко: «ВОЙНА». Никто не стрелял, не мчался в танке, не бросался на дзот… Лишь по деревянной дороге, привязав себя ремнем к ящику-коляске, ехал безногий человек. Он отталкивался от земли деревянными колодками, похожими на пресс-папье, и небольшие колеса, утопая на треть в песке, двигали человека дальше и дальше. Только на мгновение остановился он, вытер пот с облысевшей головы и повернулся туда, где рядом с дорогой прервали свой бег вишни и березы и где лежит каменный солдат в расстегнутой гимнастерке с медалью на груди и автоматом в руке. Ноги в каменных сапогах подогнуты, будто подломлены… А рядом — каменный четырехугольный столб, и наверху — четыре каменных журавля. Звезда. И надпись:

«Светлая память героям, отдавшим свою жизнь борьбе с немецко-фашистскими захватчиками».

И столбик фамилий:

ГУЩА Л. А.

ЮШКЕВИЧ С. А.

ЗВАРИКО И. И.

КОЛОША Ю. И.

ЛОГАЦКИЙ В. И…

Этого человека в ящике-коляске и этот обелиск он видел на остановке из окна автобуса по дороге сюда.

«… Анатолий Дмитриевич называл ее Любой Бортник… Может быть, и она там?. Все они не вернулись, но они есть! Это меня нет, потому что я трус. А если не трус, встань и подойди к дубу».

Перед лицом роились комары, но не кусали — от нечего делать он часто мазался отвратительно пахнущей «Дэтой», которую нашел в кармане рюкзака. Они лишь пронзительно звенели и, подлетев, тормозили, а затем уносились прочь.

Нет, не только страх теперь владел им. Еще была надежда, что он больше никогда в жизни не встретится со своими преследователями. Потеряв его, они выйдут из леса…

Шульгин достал лопату. Поднялся и решительно пошел к дереву…

Копать в темноте было трудно и страшно. Стараясь не шуметь, он медленно срезал дерн и подумал, что сейчас похож на могильщика. Из-за облака вышла луна, осветив чистым голубым светом деревья, кусты и небольшие темные пятна травы между ними. Взглянув в сторону, под деревья, почувствовал, как зашевелились волосы: там кто-то стоял, высокий и черный, и, словно бы расставив руки, ловил его.

Шульгин передвинулся в тень и отсюда увидел, что это молодая ель, похожая издали на человека.

Стал копать дальше. Углубившись, тут же услышал, как лопата звякнула о что-то твердое. Встал на колени и начал разгребать землю руками. Долго ничего не мог найти. Но вот под пальцами оказался какой-то продолговатый плоский предмет. Шульгин нащупал края и попытался его поднять. Не удалось — он был словно привинчен к чему-то еще более тяжелому. Тогда поддел лопатой и сдвинул с места. Взял двумя руками и наконец поднял его из ямы. При лунном свете увидел блестящий прямоугольник, меньше кирпича, но такой тяжелый, что он тут же опустил его на землю.