Пробуждение

Петринский повернул голову — он совсем забыл о присутствии заготовителя, — и ему стало неприятно.

— Не замерзли? — продолжал любезно Влаев.

— Замерз. Что-то голова побаливает.

— Хотите аспирин? Западногерманский, «Байер»!

— Спасибо. Пройдет.

— Не надо было мешать напитки. Я никогда не смешиваю, принцип у меня такой.

Петринский загасил недокуренную сигарету о железную спинку кровати и укрылся по самую шею, чтобы согреться, да и не хотелось выслушивать спозаранку поучения. Влаев встал, подошел к окну и начал делать утреннюю гимнастику, разводя руки в стороны и приседая, он неуклюже поворачивался, но каким-то чудом сохранял равновесие. Потом заготовитель принялся за массаж живота, похлопывая ладонями и пощипывая жировые складки. Завершил он зарядку бегом на месте, стараясь доставать пятками пониже спины.

— Зимой всегда прибавляю в весе, — сказал он, массажируя виски, — но в марте берусь за кросс.

Петринский снова закурил. Влаев быстро натянул брюки и убежал в кухню, чтобы не дышать табачным дымом.

Что происходило в кухне, Петринский не знал, но вдруг до него донесся шум и женский голос:

— А температура есть?

— Не знаю, — отвечал Влаев, — у меня нет градусника.

— Я принесу из амбулатории.

Услыхав этот голос, Петринский вскочил и первым делом взялся за электробритву. Пока он брился и приводил в порядок бакенбарды, Влаев поднялся наверх и сообщил ему, что санитарка пошла в амбулаторию за градусником.

Вся компания, за исключением Близнецов, была подвергнута медицинскому осмотру. Была измерена не только температура, но и давление. Оказалось, что все здоровы, но несмотря на это сотрудница медицинского учреждения заставила их принять по таблетке аспирина и выпить по стакану капустного рассола.

Доставая из-под кушетки свои целлофановые пакеты, Влаев не преминул вспомнить последнее постановление Совета Министров об экономии сырья, почти назубок цитируя соответствующие статьи.

— Государство не может разбазаривать и транжирить народное добро, — резюмировал он, торопливо завязывая мешки, чтобы отнести их в свой пикап, занесенный выпавшим ночью снегом.

— Экономия! — кричал Влаев. — По всем линиям — экономия!

Выкрикивая лозунги, он уже протискивался в дверь вместе с мешками, как вдруг отпрянул назад. Мешки выпали у него из рук. В дверях стояли двое незнакомцев. Изо рта у них шел густой пар, брови покрыты инеем, под бараньими папахами мигают глаза. Один из них был в очках.

— Товарищ Чукурлиев?

— Нет, я Влаев!

— Влаев? — переглянулись незнакомцы.

— Да.

— Впрочем, вы-то нам и нужны!

Влаев отступил еще на шаг назад и споткнулся о мешки. Несколько обглоданных костей покатилось по полу, но никто на них даже не взглянул. Все смотрели на незнакомцев.

7

…Почему пришли его арестовывать, мы так и не поняли, — писал позднее в дневнике Петринский. — Ясно было только то, что он очень испугался, потому что забыл целлофановые мешки с объедками. Незнакомцы зажали его с двух сторон и повели к газику, на котором приехали. В это время бай Стефан вспомнил о мешках, но газик уже пробивался по снегу, оставляя за собой синий дымок. Я вопросительно посмотрел на бай Стефана, но он не ответил, только с досадой махнул рукой. А Марийка многозначительно усмехнулась, говоря: «Ему не впервой!» Бай Стефан цыкнул на нее, чтобы помолчала, если не знает. Потом послал отнести мешки во двор. Марийка послушалась, но когда вернулась, снова заговорила о Влаеве. Бросила в меня снежком и попала в голову. Я почувствовал это как аллегорию. Смутился и озадаченно взглянул на нее, а она показала мне язык и побежала прямо по сугробам к амбулатории, размахивая медицинской сумкой…

— Мы с вами, бай Стефан, должны побеседовать, — начал Петринский, удобно устроившись на топчане. — Я больше времени терять не могу. Сегодня решил уехать в Софию.

Старик вздрогнул:

— А что же ты делал до сих пор?

Петринский достал блокнот и задал первый вопрос:

— Когда и как вы стали антифашистом?

Старик кипятил на плите молоко в жестяной миске.

Петринский повторил вопрос. Но вместо того, чтобы ответить, бай Стефан попросил его присмотреть за молоком.

— Смотри, чтобы не убежало, — сказал он, — а я сейчас вернусь.

Петринский подошел к плите и сосредоточенно уставился в миску. Ему было интересно наблюдать, как белая жидкость постепенно поднимается, готовая в любой момент убежать на раскаленную плиту, если не проявить необходимой сообразительности. Однако он эту сообразительность проявил, как ни чужды ему были хлопоты по хозяйству. Когда молоко поднялось, он взял миску и перенес ее на стол, даже не охнув от ожога, — только на глазах выступили слезы. Тут вернулся бай Стефан с пожелтевшей и потрепанной книжкой в руках.

— Обжегся? — спросил он, глядя на миску.

— Нет, не обжегся.

— Надо было взять тряпку… Тебе кто говорит в Софии завтрак?

— Жена.

— Наверное, хорошая хозяйка.

— Очень хорошая.

— Кем она работает?

— Учительницей.

— Откуда же у нее время на домашнюю работу?

— Находит.

— Ты должен ей помогать.

— А я помогаю.

— Умеешь готовить?

— Мы едим в столовой редакции.

— Это хорошо… Сделать тебе тюрю?

— Сделай!