Пробуждение

— Нет, ты не прав, браток, не прав! Подумай о семье — основной ячейке нашего общества!.. Кажется, так это было?..

И он снова рассмеялся, кладя очерк Петринского в папку с надписью «Готовые материалы». Потом поднял трубку и поговорил по какому-то делу. В кабинет вошли другие редакторы и сотрудники редакции. Слово «браток» носилось от одного к другому. А Петринский все сидел в кресле. Его удерживала какая-то внезапно зародившаяся надежда. Он искал удобного случая, чтобы снова завести разговор о Сырнево. Но такой случай все не подворачивался.

Только в конце, когда все разошлись и в кабинете наступила тишина, Петринский решился снова поставить вопрос о Сырнево.

— Ты имеешь в виду Марийку?

Петринский обиделся.

— Я говорю серьезно, — начал он. — Речь идет об очень важном.

— А именно?

— О новых процессах, происходящих в селе…

— О миграции?..

Главный встал и открыл окно, чтобы проветрить кабинет.

— Надоела мне эта миграция, Петринский… Хватит уже о ней…

— Ты ошибаешься, шеф!.. Речь идет не о миграции!.. А совсем наоборот… О возвращении в лоно природы…

— Жан-Жак Руссо?

— Что-то в этом роде!

— Может, ты хочешь построить в Сырнево дачу?.. Ты хочешь там обосноваться?

— А почему бы и нет! Да, я хотел бы там жить!..

Главный улыбнулся.

— Вот как рождаются новые идеи! — заключил он. Протянул руку к телефону и велел себя с кем-то связать.

Связали.

И начался долгий разговор.

11

Но то, на что надеялся Петринский, не вышло так быстро, как он думал. Командировка в Сырнево откладывалась из месяца в месяц. Не подписали командировочное удостоверение и «солнечным маем», когда цвели сирень и пионы. Бедный фантаст бродил по софийским улицам, время от времени наведывался в редакцию, чтобы осведомиться о настроении главного, ходил с блокнотом в руках по заводам и предприятиям, обдумывая очередную главу своей «Утопии», прислушиваясь к советам жены, как обрисовать своих главных героев, чтобы они вышли поинтереснее.

А жизнь катилась по колее новых встреч, новых знакомств, пока однажды не столкнула его со студенткой экономического факультета. Студентка пришла в домашний «цех» полюбоваться последними художественными достижениями. Привела ее Малина. Представила как свою новую квартирантку. И рекомендовала как очень порядочную девушку, к тому же красивую!

Это был один из тех редких случаев, когда Петринский был дома, а Евдокия еще не вернулась из школы. Дочери тоже где-то задержались. Свекровь хозяйничала в кухне. А в гостиной на диванчике сидели рядышком старая дева Малина и студентка. Сначала беседа шла трудно. «Аспарух, переправляющийся через Дунай со своей конницей» не вызвал особого восторга. Студентка предпочитала что-нибудь попроще, например, «Средневековый замок» или «Стены Тырновграда». в крайнем случае она согласилась бы и на народную вышивку в стиле «капанцев»[6].

Петринский развалился в кресле, нагло разглядывая студентку, которая без умолку болтала, вертя на коленях модели. Малина едва успевала ей объяснять, что есть что. В конце концов девушка попросила кофе и разрешения закурить. Малина отправилась на кухню варить кофе, а Петринский достал из кармана сигареты и пересел на диванчик поближе к гостье.

— Вы курите «Кент»? — удивилась девушка.

— Да, — подтвердил писатель.

— Но он уже вышел из моды.

— Хорошее никогда не выходит из моды! — возразил он.

— Да, — согласилась девушка, — хорошее есть хорошее.

По этому случаю Петринский продолжительно посмотрел ей прямо в глаза. Она улыбнулась, засмотревшись на его бакенбарды. Потом они долго курили молча, не переставая наблюдать друг за другом, правда, она в меньшей степени, он — в большей. Его интриговало ее маленькое белое личико, обрамленное копной кудрявых волос. На него производили впечатление ее небольшой, чуть вздернутый подбородок и носик, усеянный веснушками. У нее были тонкие, немного вытянутые губы. Зеленые глаза. Ниже все было обыкновенным, за исключением бюста, который был как-то неестественно высок и постоянно привлекал его взгляд.

— Вы любите искусство? — спросила она.

— Да, — ответил Петринский, — а вы в этом сомневаетесь?

— Просто спрашиваю.

Она ему улыбнулась, и Петринский увидел, какие у нее ровные зубки. Даже подумал, что искусственные, но она быстро рассеяла его сомнения, сказав напрямик:

— Нет, не искусственные.

— Почему вы меня предупреждаете?

— Потому что все так думают. Один ваш коллега даже назвал меня «нейлоновой девушкой», какой-то юморист.

— Я не юморист.

— Вы писатель Петринский!

— Откуда у вас эта информация?

— Читаем.

— Значит, вы любите литературу?

— Особенно фантастику. Брэдбери — мой любимый писатель.

Он задумался.

— Только Брэдбери?

— …И Петринский, конечно, но в последнее время он мало пишет.

Она протянула ему свою пачку сигарет, но он отказался.

— Почему мало? — продолжала атаковать она. — Толстой восемь раз переписывал «Войну и мир»!