Пробуждение

– В десять, десять тридцать, – ответил Дэвид, а затем спросил Анну: – Хорошо проводишь время?

Джо наколол вилкой очередную картофелину и отправил себе в рот.

– Фантастически, – сказала Анна. – Я позагорала и дочитала книгу, а потом долго гуляла с Джо, бродили по окрестностям. – Джо жевал с закрытым ртом, всем своим видом опровергая сказанное. – А ты?

– Отлично, – произнес Дэвид, раздуваясь от самодовольства.

Он поставил локоть на стол, легко коснувшись моей руки – как бы случайно, чтобы Анна заметила. Я отстранилась от него – он лгал обо мне; никакое животное не стало бы лгать.

Анна мрачно улыбнулась ему. Я смотрела на него: он не смеялся, устремив на нее пристальный взгляд, сейчас черты его лица проступили особенно отчетливо. Я подумала, что они знают все друг о друге, и поэтому так печальны. Но Анна была не просто печальна, она была в отчаянии, ее единственным оружием было тело, и она сражалась за свою жизнь, он был ее жизнью, ее жизнью было сражение: она сражалась с ним, ведь если бы сдалась, баланс сил оказался бы нарушен, и он ушел бы от нее. Чтобы продолжать войну.

Мне не хотелось участвовать в этом.

– Это не то, что ты думаешь, – сказала я Анне. – Он просил меня, но я не стала.

Мне хотелось сказать ей, что я ей не враг.

Ее взгляд перебежал с него на меня.

– Ты такая чистая, – сказала она.

Я совершила ошибку – она была возмущена тем, что я не поддалась, в отличие от нее.

– Она чиста, ну да, – подтвердил Дэвид, – она маленькая пуристка.

– Джо мне сказал, она больше не дает ему, – бросила Анна, продолжая смотреть на меня.

Джо молчал, он был занят очередной картофелиной.

– Она ненавидит мужчин, – сказал Дэвид добродушно. – Либо так, либо сама хочет быть мужчиной. Верно?

Круг глаз, трибунал; в следующую минуту они возьмутся за руки и станут плясать вокруг меня, а потом свяжут и сожгут, чтобы излечить от ереси.

Может, это было правдой: я перелистывала всех своих мужчин, как книги, чтобы понять, ненавижу я их или нет. Но затем поняла, что ненавижу не мужчин, а американцев, человеческих существ, как мужчин, так и женщин. У них был шанс, но они пошли против богов, и настало время выбрать свою сторону. Мне захотелось, чтобы здесь была машина вроде пылесоса, которая заставит их исчезнуть, чтобы я нажала кнопку, и они испарились бы, а все остальное осталось как есть, тогда животным стало бы свободнее, они бы спаслись.

– Ты не собираешься ответить? – спросила Анна с издевкой.

– Нет, – сказала я.

– Господи, – вздохнула Анна, – она действительно не человек.

И они с Дэвидом посмеялись немного, с жалостью.

Глава девятнадцатая

Я убрала со стола и соскребла жир от консервированной ветчины с тарелок в огонь, пища для мертвых. Если ты накормишь их достаточно, они вернутся; или наоборот, если накормишь достаточно, они тебя не потревожат; это было в какой-то книге, но я забыла.

Анна сказала, что вымоет тарелки. Возможно, это было способом загладить вину, компенсацией за то, что ей оказалось легче сражаться на его стороне, чем против него. По крайней мере, в этот раз. Она гремела столовыми приборами в кастрюле, напевая что-то, лишь бы я ничего не сказала ей – доверительность осталась в прошлом; ее голос занял комнату, захватил всю территорию.

Это не могло находиться нигде, кроме дома. Перед ужином я пошла в сарай за лопатой и обшарила его, а затем и огород, пока копала картошку; но там ничего не было – я бы точно заметила. Наверняка это нечто необычное, чего здесь не было, когда я ушла, – яблоко среди апельсинов, как в старых учебниках по арифметике. Она наверняка принесла это сюда специально для меня и спрятала там, где я найду, когда буду готова; и, как отцовская загадка, это должно быть найдено после размышления, никак не сразу. Анна мыла посуду, а я вытирала, осматривая каждую тарелку, желая убедиться, что я ее знаю. Но посуда оставалась ничем не примечательной – подарок прятался где-то еще.

В общей комнате тоже не было ничего необычного. Когда мы закончили, я пошла в комнату Дэвида и Анны: там висела кожаная куртка, ее не убирали после нашей вылазки. Я проверила карманы; там ничего не было, кроме пустой металлической баночки от аспирина, старой косметической салфетки и шелухи от семечек; еще там лежал обугленный фильтр от сигареты Анны, я бросила его на пол и растоптала.

Оставалась только моя комната. Едва войдя в нее, я ощутила силу: она текла по моим рукам – от кистей до плеч – я была близко. Я оглядела стены и полки – там не было этого; нарисованные мной красотки смотрели на меня недовольными глазами. И тогда я поняла: это было в альбомах для рисования – я засунула их под матрас, толком не просмотрев. Это могло быть только там, и их не должно было быть здесь, их место было в городе, в мусорном ящике.

Я услышала гудение мотора над озером, в новой тональности, глубже, чем у моторки.

– Эй, смотри, – позвала Анна из общей комнаты, – большая лодка!